Ночные бродяги

— Пожалуйста, ну пусть она упадет, — пробормотал Врун, и на сей раз вполне искренне. Он отлично понимал, что мэр придет в ярость, если никто не пострадает во время экзамена. Недоум, несомненно, предпочел бы, чтобы чье-нибудь тело, неподвижное и бездыханное, уже лежало на мостовой. Тогда мэр причитал бы и суетился, хотя в глубине души был бы страшно доволен. Но сам Врун отнюдь не был таким кровожадным, как его хозяин. Он притворялся лишь ради того, чтобы самому не оказаться на месте какого-нибудь бедолаги, не угодившего всесильному мэру. Но если все-таки она упадет, то пусть это произойдет быстро и безболезненно — раз, и все кончено. Никаких долгих мучений, переломов, криков боли. Один удар — и все. Конец.

А маленькая ласка по имени Дафна карабкалась вверх. Она поднималась по гладкой стене Звенящего Роджера, цепляясь когтями за малейшие выбоины и щели между кирпичами. Иногда она даже цеплялась зубами за деревянные штыри, торчавшие из стены, чтобы дать лапам отдых. Ее хвост дергался из стороны в сторону, помогая сохранять равновесие, а уши — то плотно прижимались к голове, то снова вставали торчком, показывая настроение их владелицы.

А внизу за восхождением ласки следили ее друзья — ласки, которые уже побывали на высоте, которую никто прежде не покорял. Они, конечно, переживали за Дафну, но знали, что она умелый скалолаз, и поэтому верили, что все будет в порядке.

Но собравшаяся на площади толпа не знала о ее ловкости и сноровке, и все с ужасом смотрели, как она карабкается вверх, каждый раз замирая, когда она переставляла лапу или цеплялась зубами, чтобы немного передохнуть.

— Только бы не сорвалась, — шептали зрители. — Только бы не посмотрела вниз!

Они уже представляли, как она смотрит вниз, у нее кружится голова и она с криком падает, судорожно пытаясь ухватиться за гладкую стену.

Однако Дафна упорно продвигалась вперед.

Когда она уже одолела семь восьмых пути, стрелка часов внезапно скакнула на единицу. До этого никто и не смотрел на время — все не отрываясь следили за маленькой отважной лаской. Все так переживали за нее, что совершенно забыли о времени. Дафна почувствовала, как механизм часов внутри башни заскрежетал, как колеса, колесики и шестеренки на мгновение замерли, потом заскрипели… Что же будет? Ласка оказалась в критическом положении. Правда, удар колокола должен быть всего один, но Дафна была как раз на таком месте, где она удерживалась на стене лишь когтями, а они могли соскользнуть в любой момент.

Бом!

Звон, казалось, донесся из самого сердца башни, и Звенящий Роджер содрогнулся до основания. Можно было подумать, что какой-то великан пробуждается от столетнего сна. У маленькой Дафны соскользнули когти, и она тотчас вцепилась зубами в выступающий кирпич, пытаясь удержаться. В толпе кто-то вскрикнул: «Держись!»

В толпе нашлось немало тех, кто последовал его примеру и закричал, пытаясь поддержать Дафну. Другие, наоборот, зажали рты лапами, чтобы не напугать малютку на башне.

Кто-то начал петь детскую песенку «Хикори-дикори-док», чтобы подбодрить ласку.

Хикори-дикори-док.
Часы отмеряют свой срок.
Ласка на них взобралась,
Взобралась — не сорвалась.

Конечно, на самом деле песенка поется не совсем так, и мышка из этой песни падает с часов, но сейчас нужно было придумать другой конец для песенки. И похоже, именно песенка помогла Дафне. Она подтянулась и нашла новую опору для лап. И спустя десять минут она добралась до самого верха башни. На часах было десять минут второго. Толпа внизу ликовала. Все смеялись и кричали от радости, в воздух летели шляпы и кепки, приветствуя маленькую отважную ласку.

Недоум был в ярости.

Врун стоял перед ним навытяжку, сжимая в лапе шляпу, и гадал, не лучше ли было ему самому умереть. Иногда горностай Недоум в глазах Вруна приобретал очертания кровожадного белого медведя, которые, как известно, славятся огромными размерами и свирепостью. И вот сейчас мэр злобно сверкал глазами и орал:

— Ты хочешь сказать, что ни один из них не упал и не разбился? — Он подошел к камину и подбросил туда еще угля. Вероятно, от злости он мерз еще больше, чем обычно. — Никто не свалился, чтобы мы могли устроить похороны?

— Нет. Там была одна ласка, которая чуть было не сорвалась, но все начали ее подбадривать и даже петь песню, так что она спокойно взобралась на самый верх.

— Надеюсь, ты не пел? — прорычал мэр, исподлобья взглянув на Вруна.

— Нет, — солгал шеф полиции. — Я не пел.

— Но и не остановил их?

— Это продолжалось всего минуту или две, а потом уже поздно было что-либо предпринимать.

Мэр вздохнул:

— Я всегда говорил, что ты идиот, Врун, и время только доказывает мою правоту. Ну да ладно. Еще другие ласки полезут на башню, чтобы сдать этот экзамен. Полагаю, не стоило рассчитывать на удачу и надеяться, что в первый же день кто-нибудь свалится. Иди. Арестуй кого-нибудь. И отправь в тюрьму. В общем, займись делом.