Ночные бульвары

– Оставь у себя. А то будешь просить постоянно…

– Нет, пусть у тебя будут. Так на дольше хватит. Двадцать сигарет – не так уж много, когда они есть. У нас еще вся ночь впереди.

Они пошли вдоль Рю-Руаяль, затем наобум свернули на Фобур-Сент-Оноре.

– Не понимаю, почему ты берешь в расчет только ночь, – сказала Марианна после краткого молчания. – Можно подумать, день после нее у тебя полностью застрахован.

– Днем легче. Можно попросить у приятелей.

– Знаешь что, – осенило Марианну, – у меня идея. Если найду одну личность, то вопрос с гостиницей будет решен. Надо только пройтись до Елисейских Полей.

– Еще одна «панель»…

– Так точно. А тебя это, что, раздражает?

– Ни в малейшей степени, я тебе уже сказал. Я не в том положении, чтобы угождать предрассудкам.

– Человек с твоей широтой был бы чудесным «макро». [1]

– Почему бы и нет. Это – следующий шаг. После того, как был «жиголо». [2]

– Вот, значит, почему тебе так уличной женщиной меня выставить не терпелось. На одну доску с самим собой хотел поставить.

– Никем я тебя не хотел выставить. Просто подумал, что когда человек – в таком положении, как мы сейчас с тобой, то он ничего не рискует потерять, если будет искренен.

– Может быть. Но что он приобретет?

– Откуда я знаю… Просто выговорится, ему станет легче.

– Смотри-ка! Вот лекарство, какого еще ни разу не пробовала.

– Это видно и без твоих слов. Видно, что ты закрыта и тверда, как кокосовый орех.

– Верно, я такая. И не собираюсь себя менять. Но один-единственный разок… Да перед другом детства… Могла бы и исключение сделать, а?

– Твое дело.

– Хорошо играешь бесстрастность. Все голову ломал, как биографию из меня вытянуть, а теперь безучастного изображаешь.

– Потому что не верю тебе. Одной ложью больше, что толку?

– А чего ты так печешься о правде?

– Потому что она касается тебя. Потому что была бы правдой о Марианне. Потому что готов принять тебя любой, но именно такой, какая ты есть, а не такой, какой тебе взбредет в голову представить себя сейчас, чтобы преподнести мне другую роль назавтра и кто знает какую третью послезавтра…

– Завтра… послезавтра… Ты что, правда думаешь, что мы сможем пробыть вместе так долго?

– Я вообще об этом не думал.

– Страшно болят ноги, – простонала Марианна. – А то чуть было не поддалась на искушение рассказать тебе одну историю…

– Расскажи и забудешь, что болят ноги.

– Какая отеческая забота. Ты вообще-то о ногах моих печешься или о собственном любопытстве?

– Хорошо, молчи, если хочешь. Только перестань заедаться.

– Молчать… или заедаться. Ставишь меня перед очень трудным выбором. Молчать – разумнее. Но заедаться – забавнее. К тому же улица эта так и кишит воспоминаниями. Ты ее знаешь?

– Знаю ее название. Во всяком случае, одеждой я снабжаюсь не отсюда.

– А я снабжалась отсюда. И с «Елисейских Полей». И с «Матиньон». Уличная женщина вряд ли позволила бы себе такую роскошь. И уже одно это должно заставить тебя задуматься о своей логике.

– Принимаю к сведению.

– В первый раз это произошло совершенно случайно, – сказала Марианна, тронувшись дальше. – Я тогда еще работала статисткой. Просто в тот день работы не было и я слонялась по улицам – глазела на витрины. А когда остановилась перед «Дюрером», услышала за спиной голос:

– Вам это нравится, эти вещи?

Это был один «папаша», как тот, с кем ты меня видел в тот раз, только чуть постарше.

– За кого вы меня принимаете? – отпарировала я. – Просто смотрю, что нынче носят простолюдины.

Он взглянул мне на туалет, а туалет у меня был совсем не от Кристиана Диора, слегка усмехнулся и спросил:

– А вы… Что бы вы хотели носить?

– О, – сказала я, – такой вопрос требует обсуждения.

Через два часа мы вышли с «Ревийон» и поехали на папашином «бьюике». Перед этим ходили еще в два места, и я была еще очень глупа и слишком явно выказывала свою жадность, и если не испугала «папашу», то лишь потому, что бумажник у него был такого калибра, что трудно было нагнать на него страху. Не знаю, нужно ли добавлять, что я стала его содержанкой. Ты доволен?

– Дай мне сигарету, – только сказал Робер.

Марианна подала пачку.

– Так ты доволен или нет?

– Начало многообещающее…

Он зажег сигарету, глубоко вдохнул, после чего прилепил сигарету в уголок рта и вернул пачку.

– А потом?

– А потом то же самое. Быть статисткой – не бескрайнее наслаждение, можешь мне поверить. С самого утра идешь занимать очередь и ждешь, а когда начинают выбирать, то нет никакой гарантии, что выберут непременно тебя, потому что и другие на морду не хуже, да даже если и выберут, то только на два-три дня, а какая усталость, боже мой, и какое занудство, а в конце заплатят тебе по тарифу – как раз за съеденные бутерброды да изорванные чулки. Могла бы проституткой стать, верно, но это вызывало у меня отвращение – менять мужчин по пять раз в день без права выбора, – и я знала, что меня непременно заарканят: и придется тогда относить деньги грубияну какому-нибудь или банде, а самой на крохах пировать, так ведь?

– Сейчас ты говоришь.