Ночные диверсанты

Сумма в коробке была не такой уж впечатляющей, чтобы хвататься за наручники. Понятное дело, что работают не за спасибо. Замиров мгновенно прибрал коробку, обнял ее, как родного сына. Ситуация возникала глупая. Хватать всех подозреваемых, вести в районное СИЗО? Камеры треснут, да и нет на это никаких оснований, пока в районе не введут режим ЧП. Вадим приказал товарищам присматривать за фигурантами, а сам с Любавиным прошелся по ближайшим соседям. На это ушло еще минут сорок. Люди с опаской на них поглядывали, даже корочки Любавина не открывали настежь все двери. О своих соседях, арендовавших хату у алкоголика и тунеядца Сеньки Трухина (сам Сенька перебрался к собутыльнику, где и пропивал вырученные за аренду деньги), они не могли сказать ничего вразумительного. Днем их не видно, вечерами музыка, ароматы жареного барашка. Что касается ислама, то не такие уж они фанатики — временами из-за забора доносится женский смех, по утрам арендаторы выбрасывают на помойку звонкие мусорные пакеты, вызывая острую зависть местных безденежных пьяниц. Но вроде без эксцессов — не дебоширят, женщины во время секса на помощь не зовут. Были ли они дома вчера ночью? Вроде были. А позавчера? Этот вопрос многих соседей поставил в тупик. Кто-то говорил, что были, другие сомневались — вроде свет за шторами горел всю ночь, но криков и голосов не слышали.

Злость брала нешуточная. День был не резиновый — обеденное время уже прошло. Извиняться перед торговцами не стали, предупредили, что теперь они будут находиться под негласным наблюдением, и поспешили покинуть Грибаново. Вовка Балабанюк сидел нахохленный на своем сиденье. Максим Рудницкий ехидно поинтересовался: почему молчим, товарищ лейтенант? Ведь это точно ОНИ! Балабанюк огрызнулся, отвернул голову. Деревня Лиман находилась неподалеку — на западной стороне автомагистрали «Дон». Можно было не выезжать на трассу, чтобы добраться до нее. «Газель» тряслась на ухабах, спецназовцы терпеливо помалкивали, хотя многие уже пенились. Деревенька была так себе — несколько завалюх, практически никакой инфраструктуры. Но столбы электропередач имелись — невзирая на то, что население было, мягко говоря, небольшое. Дом семейства Буркевичей располагался на околице, огород сползал к речушке Калятне, где имелись чахлые мостки. Ограда вокруг хаты с просевшей крышей была символической, огород зарос бурьяном — только возле крыльца просматривались относительно возделанные грядки. На обочине у дома стоял дохлый пикап — кузов был завален мешками. Любавин остановил «Газель» недалеко от пикапа, люди выбрались из машины, закурили. Капралов и Жилин отделились от компании, зашагали по единственной деревенской улочке — добывать информацию у сельчан о вынужденных переселенцах. Психологическое давление продолжалось недолго. Из дома выбралась упитанная женщина средних лет, поинтересовалась, какого черта надо. Любавин предъявил «корочки», объяснил цель визита — проверка приезжих в свете всем известных терактов.

— Ну, замечательно! — всплеснула руками женщина. — Нас снова проверяют! Из-за вас, россиян, мы сбежали из собственной страны, где у нас было ВСЕ, живем в какой-то халупе, ни работы, ни денег, так нас еще и в терроризме подозревают!

Семья Буркевичей оказалась крепким орешком. Из дома выбрался пожилой мужчина, двое крепких коротко стриженных парней, не производящих впечатление голодающих, начали дружно возмущаться. Как по команде, раздался надрывный детский плач, закричала молодая женщина: «Пусть оставят нас в покое! Что им нужно от нас?»

— Мы, кажется, объяснили, — нахмурился Любавин. — И не надо, граждане, во всем винить Россию, которая предоставила вам какое-никакое убежище. Могли бы остаться в Краматорске, вас никто сюда не гнал, но вам же не понравилась украинская власть? А ну, ша! — прикрикнул он. — Цыц, говорю, граждане! Еще раз повторяю, в районе проводится контртеррористическая операция, и если не хотите загреметь в федеральную кутузку или отправиться ближайшим дилижансом в родной Краматорск, то выполняйте наши требования!