Ночные эскадрильи люфтваффе. Записки немецкого летчика

От жара я чуть не потерял сознание, но страха не чувствовал. Отчаянным усилием я перебросил раненую ногу через борт кабины, — :о центробежная сила швырнула меня обратно. Исчезла последняя надежда на спасение, и я поднял руки, прикрывая глаза. Пролетев вниз 9000 футов, самолет взорвался в воздухе, и меня, охваченного пламенем, вышвырнуло из кабины. Холодный ночной воздух ударил в лицо и оживил меня. Мелькнула мысль: парашют горит. Однако парашютный чехол пока защищал шелковые стропы от жадного пламени. Я быстро сбил пламя ладонями и сдернул ботинки и перчатки. Получилось. Пора открывать парашют, не то свалюсь прямо на горящий самолет, приближающийся с ужасающей скоростью. Неожиданный рывок остановил мое душераздирающее падение. Парашют раскрылся. Я не мог бы выразить свою радость словами, но она оказалась недолговечной: в куполе парашюта зияли пулевые отверстия. Нервы были на пределе, и все же как-то мне удалось взять себя в руки. Во время свободного падения я не поспевал мыслями за быстро разворачивающимися событиями, но теперь, в спокойном спуске, представил себя лежащим с переломанными конечностями на булыжной мостовой, хотя земля, казалось, замерла внизу. Тут я заметил, что одна из шестнадцати строп прострелена и болтается на ветру. Купол покосился, грозя в любой момент свернуться. Это был бы конец. Из последних сил я потянул противоположные стропы, выровнял купол и в то же мгновение тяжело рухнул на затопленный лужок, по шею погрузившись в жидкую грязь. И снова мне повезло. Жесткую посадку амортизировала мягкая почва, а холодная вода полностью меня отрезвила. Я выстрелил в воздух, надеясь, что кто-нибудь примчится на помощь. Действительно, я увидел спешащих ко мне мужчин. Они вытащили меня из болота, и я потерял сознание. Когда через несколько часов я открыл глаза, мне улыбалась склонившаяся медсестра. Я был спасен.

Глава 5 Выздоровление

Самое страшное осталось позади. Главврач госпиталя разрешил мне в первый раз пройтись но коридорам. Поддерживаемый медсестрой, я брел, заглядывая в окна. В саду зацвели плодовые деревья, и яркие весенние цветы подарили мне новый стимул к жизни. Только мысль о моем преданном радисте Ризопе омрачала радость. Командир рассказал, что тело Ризопа вытащили из самолета с огромными трудностями. Нос истребителя торпедой вонзился в болотистую землю и увлек за собой Ризопа.

О том, что случилось после того, как меня привезли в госпиталь, рассказала медсестра:

— Ну и поволновали вы нас, герр лейтенант. В половине второго ночи в отделении зазвонил телефон. Сообщили, что сбит ночной истребитель, тяжело раненный пилот лежит без сознания в крестьянском доме. Вскоре вас привезли сюда, и наш главный хирург взял вас под свое крылышко. Мы вас подлатали, но летать вы больше не сможете. От жара сильно пострадали ваши глаза. Опухоль сошла, сожженная кожа сшелушилась с лица, и только тогда врач смог поднять веки и обследовать глаза. Одна из сестер разрыдалась от счастья, когда он сказал, что вы снова будете видеть.

Я преисполнился глубокой благодарности. Мне спасли не только зрение. Удалив множество осколков, врач сумел спасти мою левую ногу, так что спустя два месяца я снова смог ходить. Несмотря на ожоги второй степени, на лице не осталось ни единого шрама. И хотя боли еще были очень сильными, мое здоровье день ото дня улучшалось и ожоги затягивались новой кожей.

Я цеплялся за жизнь и наслаждался процессом выздоровления. Мысли все время возвращались к эскадрилье в Венло, к моим товарищам. Смогу ли я когда-нибудь снова летать? — с ужасом думал я, вспоминая слова медсестры. Наконец меня выписали из госпиталя. С ноющими конечностями и новым лицом я отправился в отпуск в Бад-Шахен.

Врач авиаотряда доктор Зике обследовал мои глаза и улыбнулся:

— Вам здорово повезло, дорогой Йонен. Через две недели вы сможете летать. Но постарайтесь больше не падать, не стоит искушать судьбу.

Командир эскадрильи назначил мне нового радиста, обер-ефрейтора Оштрайхера, типичного венца, добродушного и невозмутимого.

— Ну, что вы скажете, герр лейтенант? — приговаривал он, когда мы изучали смертоносный «шорт-стирлинг».

Каждый вечер я разрабатывал с молодыми летчиками способы нападения на бомбардировщик нового типа, а днем летал на своей новой боевой машине «Дора», привыкая к ней. Мои страхи скоро рассеялись, и я обрел уверенность в самолете.

Как-то теплым июльским вечером 1942 года командир (после консультации с врачом) назначил меня в оперативный отдел в качестве резерва сектора «Берта». Корректировщик поста наведения этого сектора, обер-лейтенант Кникмайер по телефону пожелал мне удачи в первом после катастрофы дежурстве. Назначение в резерв сулило мало шансов на боевой вылет, и в ту ночь я не ожидал схватки с томми, а потому был слегка удивлен, когда радист ввалился в мою комнату со словами:

— Собирайтесь, герр лейтенант. Враг летит. Парни уже в воздухе.

— Есть, — ответил я, копируя его венский акцент. — Действительно, следует поспешить.