Читаем Ночные эскадрильи люфтваффе. Записки немецкого летчика полностью

Я летел в направлении Амстердама. На борту все было в полном порядке, и экипаж пребывал в хорошем настроении. Радист Фациус провел последнюю проверку и доложил, что все нормально. Наземные посты наведения постоянно вызывали ночных истребителей, сообщая координаты бомбардировщиков. Однако в ту ночь я чувствовал в голосах штурманов наведения нервозность и спешку. Было очевидно, что никто точно не знает, где враг и какова его цель. Раннее определение направления необходимо для того, чтобы ночные истребители могли быстрее внедриться в строй бомбардировщиков. Но сообщения были противоречивыми. То противник находился над Амстердамом, то вдруг западнее Брюсселя, а через несколько минут докладывали, что он далеко над морем в квадрате 25. Что было делать? Неуверенность наземных постов передавалась экипажам. Пока продолжалась эта игра в прятки, я думал: ну их всех к черту, я лечу прямо в Амстердам. Когда я оказался над голландской столицей, в воздухе еще царила неразбериха. Никто из летчиков не знал, где британцы, но все сообщали о картинках на своих радарах. Я не являлся исключением. На высоте 15 000 футов мой радист сообщил о появлении на экране первого самолета противника. Я пришел в восторг и резко развернулся на Рур, ибо таким образом должен был приблизиться к строю бомбардировщиков. Фациус доложил еще о трех или четырех картинках на своих экранах. Я надеялся, что мне хватит боеприпасов, чтобы разделаться с ними!

Вдруг Фациус крикнул:

— Томми летят на нас с огромной скоростью! Расстояние сокращается… 2000 ярдов, 1500, 1000,500…

Я потерял дар речи. А Фациус уже нашел новую цель. Может быть, это был немецкий ночной истребитель, летевший на запад, подумал я, разворачиваясь к следующему бомбардировщику.

Вскоре Фациус снова выкрикнул:

— Бомбардировщик летит на нас с дьявольской скоростью! 2000 ярдов, 1000, 500. Пропал.

— Фациус, ты чокнулся, — пошутил я.

Однако очень скоро я потерял чувство юмора: этот безумный спектакль повторился раз десять, и я устроил Фациусу такой нагоняй, что он сильно обиделся.

Очень напряженную атмосферу нарушил вызов наземного поста наведения:

— Гамбург, Гамбург. Тысяча вражеских бомбардировщиков над Гамбургом. Вызываем все ночные истребители. Вызываем все ночные истребители. На полной скорости на Гамбург.

Я задохнулся от ярости. Полчаса я вилял по предполагаемом строю бомбардировщиков, а бомбы в это время падали на важнейший немецкий порт. До Гамбурга было далеко. Под нами промелькнули реки Зуде, Эмс и Везер, вдали показался Гамбург, пылающий, словно очаг. Жуткое зрелище. Когда я оказался над городом, наземный пост наведения сообщил, что противник летит обратно в направлении острова Гельголанд. Мы опоздали! Чудовищное разрушение завершилось, и зенитчики прекратили огонь. Подавленные, мы повернули к своему аэродрому.

Почему немцы проявили такую беспомощность в обороне своих городов? Сегодня мы можем ответить на этот вопрос. Британцы раздобыли образец нашего замечательного «Ли» и нашли противоядие. Ленточки из станиоля, оловянной фольги, вроде бы способные лишь вызвать смех, успешно заметали следы, вводя в заблуждение немецкие ночные истребители, и бомбардировщики спокойно добирались до своих целей. Какая простая и в то же время гениальная идея! Как все прекрасно знают, радар. работает на определенной ультракороткой длине волны. Разбрасывая полоски фольги, британцы создавали радиопомехи. Таким образом, бомбардировщик становился невидимкой, как и до изобретения прибора «Ли».

Пока главный поток бомбардировщиков направлялся к Гамбургу, отряды поменьше летели через Голландию и Бельгию к Западной Германии, разбрасывая миллионы ленточек из фольги. Этот станиолевый дождь создавал на экранах немецких радаров такие же изображения, как бомбардировщики, и сводил на нет усилия наземных постов наведения. Затем эти маленькие отряды по заранее согласованному расписанию сбрасывали огромное количество ракет — знаменитых «рождественских елок» — и немного бомб над различными городами Рура. Ночные истребители со всех сторон стекались на эти сигналы авианалета и тщетно искали основной поток бомбардировщиков.

Тем временем ведущие самолеты главных сил беспрепятственно добирались до Гельголанда, сбрасывали новую порцию фольги и снова выводили из строя наземные радары. Одним ударом парализовывалась и наземная, и воздушная защита. На следующее утро целые районы Голландии, Бельгии и Северной Германии были усеяны полосками фольги. Кое-кто полагал, что они отравлены и убивают скот. Хотя быстро обнаружилось, что эти полоски фольги совершенно безобидны на земле, в воздухе они были смертельно опасными — роковыми для жизни всего города.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное