Читаем Ночные эскадрильи люфтваффе. Записки немецкого летчика полностью

Слева располагалась подсвеченная стеклянная карта Германии, Голландии, Бельгии, Франции и побережья Ла-Манша. На этой карте отмечались все вражеские самолеты, обнаруженные радарами, постами радиоперехвата и самолетами-разведчиками, их положение, курс и количество. В тот вечер сообщили лишь о нескольких высокоскоростных бомбардировщиках, направлявшихся к Берлину. Это были самые современные «москито», превосходящие наши ночные истребители.

— Час «Ч» минус пять — приказ всем секторам ночных истребителей. Включить все «Фрейи» и аппаратуру Вюрцбурга! Включить микрофоны! Все линии связать с командным постом!

Вошли офицер связи и штурман наведения. Последний сразу направился к башне. Радист уже был готов к связи со всеми самолетами. Доложился AS:

— «Дрозд-36» — «Метеору». Пожалуйста, отзовитесь.

— «Метеор» — «Дрозду-36». «Виктор», слышу вас хорошо. Убавьте громкость.

— «Виктор» — такси к точке старта. «Рождественская елка»!

Это было кодовое слово для включения огней на летном поле. Штурман наведения быстро включил посадочные и ограничительный огни, прожектор. С диспетчерской вышки летное поле в красных, зеленых и белых огнях казалось сказочной страной. Луна светила так ярко, что хоть газету читай. Взлет в такую погоду был для молодых пилотов сплошным удовольствием. AS (Антон-Зигфрид) — унтер-офицер Завадка — находился на точке старта у двух белых огней. Штурман наведения снова передал по радио обстановку в воздухе. Все чисто! Зеленый фонарь просигнализировал старт. Первый самолет начал разбег, за ним последовали остальные. Ревели моторы, шеститонные самолеты быстро набирали скорость. Через 800 ярдов спидометр показывал скорость 80 миль в час. Завадка потянул ручку управления на себя, и самолет оторвался от земли. Пилот не отрывал глаз от приборной доски. Трудно было абсолютно доверять приборам. Очень хотелось выглянуть из кабины и сориентироваться по облачной гряде или земле. Многие молодые пилоты так и поступали, самолет вилял и падал на землю с низкой высоты. Завадка подобной ошибки не совершил. Он автоматически манипулировал переключателями, принимая необходимые меры предосторожности. Самолет быстро набирал высоту: 1000 футов, 1500 футов.

— «Метеор» — «Дрозду-36», — звенело в эфире. — «Дрозд-36» — «Метеору». Все в порядке. Направляюсь в сектор «Цапля».

На командном посту кипела работа. Наземные станции наведения уже доложили о появлении направленных к ним ночных истребителей и сообщали их зашифрованные координаты.

После расшифровки положение самолетов наносилось на разграфленную на квадратики карту и проецировалось на большую панель. Вспыхивала зеленая точка. Словно влекомая магнитом, она медленно двигалась к центру своего сектора.

— Все в порядке, — с облегчением выдохнул полковник. — Удивительно, как быстро сработали сотрудницы на постах. Прирожденные связистки.

На панели одна за другой загорались зеленые точки. Все истребители поддерживали связь с наземными постами и достигли высоты 12 000 футов.

AS унтер-офицера Завадки летел к балтийскому побережью. Зеленая точка была уже почти на месте. Полковник решил провести испытание. Легкого нажатия на одну из многочисленных кнопок было достаточно, чтобы связаться с сектором «Цапля».

— Соедините меня с истребителем по линии земля-воздух.

— Подождите минуту. Враг глушит частоту. Мы перейдем на другую.

Командир надел наушники. Воцарилось молчание. Вскоре летчик откликнулся.

— «Метеор» — «Дрозду-36». Вы находитесь точно над побережьем, курс 106 градусов, высота 13 450 футов. Конец связи.

Летчик немедленно повторил сообщение — потрясающее достижение в области связи. Штаб «Метеора» мог точно управлять тридцатью ночными истребителями. Это очень помогало экипажам в боях с большими группами вражеских самолетов. Ночной истребитель мог беспрепятственно преследовать противника над Балтийским и Северным морями, Голландией или Францией и даже до английского побережья. Он мог менять курс по своему усмотрению. Короткий вопрос «Метеору», и летчик узнает свои точные координаты.

Более того, если самолет сильно поврежден в бою и не может вернуться на аэродром самостоятельно, летчик посылает сигнал SOS, и диспетчер тут же организует помощь. За дело берется офицер связи. Один взгляд на панель, и он узнает координаты поврежденного самолета, а затем переносит их на аварийную карту, где показаны все аэродромы (их размеры, освещение и препятствия). За тридцать секунд с помощью транспортиров, угольников и таблиц он прокладывает подробный курс на ближайший аэродром. Еще через тридцать секунд все данные передаются «Метеором» поврежденному самолету.

Штурману наведения указанного аэродрома тут же сообщают, что у него приземлится поврежденный ночной истребитель. На летном поле в помощь пилоту включаются маяки, в воздухе, как грозди винограда, повисают сигнальные ракеты. В ясные ночи их видно на расстоянии от пятнадцати до двадцати миль, так что летчику легко заметить аэродром.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное