Читаем Ночные эскадрильи люфтваффе. Записки немецкого летчика полностью

При ближайшем рассмотрении я заметил, что «митчел» удивительно похож на наш «До-217», недавно поступивший в авиационные части как ночной истребитель. По случайному стечению обстоятельств в Будапеште дислоцировалась эскадрилья ночных истребителей, оснащенная этими машинами. Командир выключил свет, зажег свечу и спроецировал тень «митчела» на потолок. Чрезвычайно трудно было отличить американца от немца. Очень похожие крылья, у обоих — маленькие фюзеляжи и двойное хвостовое оперение. Правда, у «митчела» концы двигателей выступали над крыльями, и это был единственный способ отличить друга от врага. Встревоженный командир эскадрильи из Будапешта уже звонил нам.

— Итак, господа, — завершил свою лекцию командир, — будьте предельно вежливы с нашими братьями в «До-217» и не стреляйте, пока не будете абсолютно уверены в том, что перед вами «митчел».

Модель «митчела» пошла по рукам. Честолюбивый обер-лейтенант Зепп Крафт решительно заявил, что даже ребенок сможет отличить один самолет от другого.

Еще один душный летний вечер прошел в тоскливом ожидании. Разморенные летчики выползли из казармы и расселись в шезлонгах, слушая зажигательные речи Геббельса. Ветераны обменивались воспоминаниями о добрых старых денечках.

— Да, вот это было время. Здесь, в Венгрии, наши самолеты просто ржавеют.

Тянулись часы. На юго-востоке над Балатоном собиралась буря. Мы слышали, что летние бури в Венгрии очень опасны. Незадолго до полуночи затрезвонил телефон. Адъютант небрежно поднял трубку, полагая, что предстоит новый бесцельный разговор, но, как только он произнес: «Так точно, repp майор. Это, вероятно, партизанский самолет-снабженец. Понял: направить одну машину в сектор „Рак“», все вскочили на ноги.

Сектор «Рак» находился там, где начинаюсь буря. Кому предстоит лететь? Полетные условия плохие, грозовые облака поднимаются до 24 000 футов, скорость ветра 80 миль в час. Выбор пал на меня.

В 00.10 я поднял свой самолет в воздух и взял курс на озеро Балатон. Со мной летели обер-фельдфебель Мале и фельдфебель Грасхоф. Мне не требовалось набирать слишком большую высоту, так как партизанский самолет обнаружили на 6000 футов. Мертвенно-бледная луна подсвечивала штормовые облака. Вспышки молний превращали облачную гряду в призрачное чудовище. Я повернул на запад, широкой дугой обогнул бурю и вошел в сектор «Рак» с небольшим опозданием. Наземный пост наведения приказал ждать и сообщил, что из Будапешта вылетел еще один ночной истребитель, «До-217». Складывалась забавная ситуация.

— Ну, парни, не зевайте, — сказал я экипажу, поворачивая на юго-запад от Балатона.

Прошел добрый час. Партизанский самолет наверняка уже приземлился, оставил оружие, боеприпасы, радиоаппаратуру и скоро отразится в обратный путь. Тучи мчались на запад, отсекая меня от аэродрома. Наконец с земли доложили, что партизан снова в воздухе, дали новый курс, и я включил свой SN-2.

— «До-217» все еще в вашем секторе, — предупредил наземный пост.

«Какой в этом смысл?» — спросил я себя и понадеялся, что мы не протараним друг друга.

Грасхоф поймал цель на своем радаре и повел меня к ней. Враг летел прямым курсом с огромной скоростью. Судя по поведению в воздухе — русский. Мы сближались на максимальной скорости. Дистанция 500 ярдов, 300, 100… Вот он! Я спикировал и зашел противнику под брюхо. Его крылья и фюзеляж отчетливо вырисовывались на фоне неба. «Митчел»! Я быстро зарядил пушки и приготовился к атаке.

В этот момент в наушниках снова зазвенел возбужденный голос диспетчера:

— Дружественный самолет рядом с вами. Внимание! Внимание! «Белый дрозд» — «Раку». Рядом друг. Не стреляйте, пока не опознаете врага.

Этот парень с земли нервировал меня. Неужели надо мной «До-217»? Мой радист тоже засомневался:

— Явно «До-217», а не «митчел». Русский не стал бы так беспечно лететь в этом районе.

Я вглядывался в истребитель, пытаясь опознать выступающие моторы. Точно! «Митчел»! Стрелок Мале отбросил последние сомнения и крикнул:

— Атакуйте!

Может быть, я все же ошибся? Лучше упустить врага, чем сбить своего. Что делать? Я набрал высоту и полетел на приличном расстоянии параллельно сомнительному истребителю.

Его экипаж, вероятно, уже заметил меня, но ничего не предпринимал. Я включил навигационные огни — зеленый, красный и белый, качнулся с крыла на крыло. Никакой реакции. Только когда я выпустил три зеленые ракеты, второй самолет круто повернул вправо и мгновенно исчез из поля зрения. Теперь я точно знал, что это «митчел», и бросился в погоню. Тщетно. «Митчел» намного превосходил меня в короста. Ни я, ни наземный пост наведения так его и не обнаружили. О чем он думал, черт потери, когда я летел рядом с ним с включенными навигационными огнями? Решил, что второй снабженец затеял с ним веселую игру?!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное