Читаем Ночные эскадрильи люфтваффе. Записки немецкого летчика полностью

В полночь завыли сирены. Отряд британских бомбардировщиков летел над Хорватией в направлении Вены. Мы побежали к своим самолетам, Книлинг, прихрамывая, ковылял следом. Через несколько минут все крыло, тридцать машин, уже было в воздухе. Британцы прижимались к Альпам, надеясь спрятаться от наших радаров. Над окутанными ледниками вершинами через тридцать минут после взлета я случайно заметил «виккерс-веллингтон». Томми, вероятно, тоже заметил меня, ибо метнулся к горам, чтобы оторваться. В любой момент передо мной могла вырасти каменная стена. Преследование в таких условиях представляло огромную опасность. Британский пилот все поставил на карту и нырнул в долину. Теперь горы окружали меня с обеих сторон. Вдруг впереди поднялся огромный столб огня: должно быть, бомбардировщик врезался в скалу. Пламя осветило горы. Я взмыл вверх: судьба британца меня не прельщала. Наземный пост наведения сообщил мне мои координаты: пик высотой 6250 футов, погубивший британский экипаж.

Странное ощущение — победа без единого выпущенного снаряда.

Преследование продолжалось. Куда ни глянь, в царство льда сыпались горящие самолеты. Снова заговорил наземный пост:

— Налет на Санкт-Пёльтен продолжается. Восемь минут спустя на нашем радаре подвился еще один «виккерс-веллингтон». Бомбардировщик невозмутимо летел к своей цели совсем рядом с нами. Бомбы еще лежали в его бомбовых отсеках. Я немедленно бросился в атаку и дал очередь по фюзеляжу из всех пушек. Нам удалось рассеять строй бомбардировщиков на подступах к Санкт-Пёльтену, и они сбросили бомбы наобум. На обратном пути мне не повезло. Томми, потрясенные своими потерями, на всех парах бросились домой. Обер-лейтенант Книлинг преследовал одного из них. Над горными вершинами развернулось ожесточенное сражение. Книлинг послал свое последнее сообщение:

— «Литавры», «литавры»!

Я находился неподалеку и видел тот бой. Британский пилот ответил Книлингу трассирующими очередями. Трассы скрестились в воздухе. Короткая пауза и еще одна очередь. Томми сражался отчаянно. Книлинг беспощадно поливал его снарядами. Вдруг обе машины вспыхнули. Бомбардировщик вошел в штопор и разбился. Самолет Книлинга некоторое время держался в воздухе, затем рухнул на землю рядом со своей добычей. Я сделал круг над местом крушения. Все кончено. Обломки самолетов полыхали на высоте 6000 футов в царстве льда и снега.

Вражеский истребитель был замечен задолго до того, как вынырнул из тьмы. Томми знали направление его полета, скорость и высоту. Ни одно малейшее изменение курса не ускользало от операторов радиолокационной аппаратуры, и все сведения сразу передавались опытнейшим стрелкам. Да, Шнауфер знал это, но его честолюбие не допускало никаких сомнений. «Церемониймейстер» должен быть сбит.

Сближение с невозмутимым британцем шло согласно плану. Радист Шнауфера постоянно докладывал:

— Дистанция 900, 800, 700 ярдов… Самолет на нашей высоте… 600, 500, 400. «Курьер» прямо по курсу.

Шнауфер снял пушку с предохранителя, большой палец его правой руки лег на боевую кнопку. Он чувствовал, что все орудия британца нацелены на него.

— Дистанция 300, 200, 150 ярдов. Не успел радист закончить последнее сообщение, как весь экипаж обезумел от ужаса. Мощные осветительные бомбы залили самолет ярким, почти дневным светом. Осколок снаряда пронзил фонарь кабины и вырвал радар из рук радиста. Шнауфер отреагировал молниеносно: отвел самолет прочь, и это спасло ему жизнь. Британец продолжал огрызаться. Трассы пронеслись над кабиной Шнауфера. Он прикрыл ладонью глаза, избавляясь от слепоты, вызванной осветительными бомбами. Глаза потихоньку привыкали к темноте. «Церемониймейстер», вероятно, был еще очень близко, и буря в любой момент могла разразиться во второй раз.

— Проклятье, — сказал Шнауфер в микро-Бон. — Что теперь делать без радара? Хорошо еще, что томми не отклоняется от курса. Возможно, мы его все-таки обнаружим.

Текли секунды. Воздушный поток от винта подхватил истребитель и швырнул вниз, как клочок бумаги. Шнауфер выровнял самолет и вдруг увидел тонкий фюзеляж британца и широко раскинутые крылья. Как атаковать? Наверное, лучше снизу. Шнауфер спикировал под бомбардировщик, смутно маячивший на фоне неба, задрал нос самолета и стрелой бросился на врага. Однако тот заметил маневр и осыпал истребитель трассирующими снарядами. Только железные нервы и здравый смысл спасли Шнауфера. Он выдержал две секунды и выстрелил из пушки. «Церемониймейстер» взорвался, гигантский фейерверк рассыпался в небе. Горящие обломки упали на самолет Шнауфера и подожгли правый мотор. Осветительные бомбы, зеленые, красные и желтые ракеты медленно плыли к земле. Мотор продолжал гореть, и пришлось его отключить. К: частью, поблизости не было ни одного британского ночного истребителя, иначе Шнауфер был бы обречен. Это произошло юго-западнее Штутгарта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное