Ночные гоцы

— Ну, наш малютка Маккардль человек оч-чень серьезный, оч-чень основательный, как шотландцу и полагается. Он прошлой неделе он производил учет инвентаря и ему понадобилось судно. Матушка Майерз заявляет ему, что у нее его нет, но она слыхала, будто его украла миссис Фу-ты-ну-ты Камминг. Крошка Маккардль ей не верит и осведомляется, официальней некуда, по какому праву она распоряжается его судном. Все это доходит до миссис Камминг. Та ни с того, ни с сего впадает в дикую панику, начинает отрицать, что когда-либо видела эту постыдную вещь, и велит носильщику зарыть судно под покровом ночи в самом дальнем конце сада. А чтобы остальные слуги ее не выдали, раздает им деньги и заставляет давать леденящие кровь клятвы.

В клубе эхом отдался стук копыт по усыпанной гравием подъездной аллее. На веранде зазвенели высокие ясные женские голоса, и возбужденно завизжали дети. Торранз неловко переступил с ноги на ногу. По тому, как он хмурился и надувал полные губы, было видно, насколько ему не по душе, как Гейган смакует свой рассказ.

Гейган промокнул брови большим полотняным платком.

— А вот и юбки прибыли! Нам пора браться за дело, Торранз, паренек. Только не спрашивайте меня, откуда я узнал об этой сваре из-за судна…

Он подмигнул. Родни с отвращением вспомнил, что смуглая пятнадцатилетняя девочка, живущая в бунгало Гейгана, по слухам приходится дочерью дворецкому Каммингов.

— … Но разве не здорово? Вот-вот вспыхнет смертельная вражда, сколько она продлится — неизвестно, и дамы уже строятся в боевые порядки. Позабыли даже о том, что ребенок у Дотти лежит спинкой, а ведь бедная кобылка может разродиться в любой момент! Сами понимаете, все замужние дамы знают о судне, но мужьям не скажут — это же неприлично! И это тоже здорово, потому что мужчины уладили бы дело в три минуты. Но — в этом-то вся соль и состоит! — каждый из нас окажется на той или другой стороне, в зависимости от того, какие приглашения примет за следующие две-три недели — и при этом понятия не имея, в чем дело!. Вот это просто великолепно! Но никому ни слова — я не рассказывал ни единой живой душе, кроме вас двоих, так что устраивайтесь поудобнее и смотрите, как наши дамы примутся за дело. Ну пошли, Торранз, паренек!

Он допил бренди, причмокнул и, посмеиваясь, вышел в сопровождении смущенно улыбающегося Торранза. Родни качнул стакан с бренди и покачал головой. Смешно, но вместе с тем трагично. Он знал, что Гейган прав. Дамы будут возиться с этим нелепым происшествием месяцами и будут счастливы — тайно, как собаки, припрятавшие кость. Это станет главным событием года, и долго еще будет освещать память об одна тысяча восемьсот пятьдесят седьмом.

Хозяйственное подразделение уже должно было закончить приготовления. Родни надел кивер и прищурился, чтобы защитить глаза от режущего света. Сипаи, в ожидании приказа разойтись, стояли и сидели на корточках под теми самыми деревьями, где он увидел их в первый раз. Годс скомандовал: «Смирно!» Родни отдал честь и перешел в тень.

— Вольно. Благодарю, джемадар-сахиб. Судя по всему, работа сделана отлично, — он обвел сипаев глазами. — Будьте любезны, переведите им мои слова.

Из-за поворота подъездной аллеи показалась нестройная вереница карет. Годс отрывисто скомандовал: «Стройся!» Пока сипаи становились в ряды, Родни всматривался в смуглые лица. Они провожали глазами кареты и детей, и их лица все еще хранили странное, напряженное выражение. Но Родни знал, что они любят детей и любят праздники, а видеть то и другое вместе для них — настоящее блаженство.

Повинуясь порыву, он сказал:

— Джемадар-сахиб, если кто-то захочет остаться и посмотреть на праздник, пусть остается. Только, чтобы не попадаться на глаза, пусть держатся у края газона, как сейчас. Остальные свободны.

Сипаи толпились на месте. Родни повторил приглашение, добавив с улыбкой:

— Сыновья мои, поторопитесь. Может, останутся игрушки и для ваших детей.

Несколько человек выступили из строя, но остальные принялись их взволнованно разубеждать. Годс, плотно сжав губы, молчал. Наик Парасийя с внезапно прорезавшейся непонятной страстью настаивал, чтобы все вернулись в казармы, а не путались под ногами у сахибов. В конце концов четверо или пятеро остались, а остальные двинулись прочь стремительным стрелковым шагом. В блеклом зное двигались резкими толчками белые штаны — левой-правой. Колени, как у всех индусов, были слегка согнуты.

Родни отвернулся и услышал за спиной хныкающий голос плотника:

— Ваше Величество, сиятельный князь, вы мне отец и мать…

— Чего тебе, Пиру?

— Ваша милость, вы — великий охотник. Не соблаговолит ли Ваша милость пойти и застрелить нынче ночью тигра в Девре?

Слова были такие, какие полагались по обычаю, но голос — настойчивый, резкий — почти приказывал.

Родни всмотрелся в сморщенного старичка.

— Откуда ты знаешь, что близ Девры появился тигр? Ах да, у тебя там земля, так? Нынче ночью? Это невозможно. Когда он убьет еще раз, я с удовольствием, Пиру.

— Отправляйтесь сегодня!