Ночные гоцы

— Мы должны выжить. Мы не должны сдаваться. Хотя бы ради Пиру — он рискует ради нас жизнью. Он разыскал меня в полях, раздобыл для меня сари. Я пыталась пробраться к Ван Стингаардам, найти Изабель. Я пыталась найти тебя. Кругом все горело и …

Голос задрожал.

— В Девре пастух сказал нам, как тебя найти. Мы должны сражаться — ради Робина.

Он снова хмыкнул, закрыл глаза, заткнул уши и погрузился в забытье.

Запах тонкой струйки дыма заставил его вскочить от ставшего уже привычным ужаса. Сердце бешено колотилось. Пиру что-то готовил на костерке, Робин очнулся, и Кэролайн обмахивала его ладонью. Родни перекатился на живот и стал следить, как копошатся в палых листьях красные муравьи. Сражаться? Зачем? Для чего? Они будут есть и спать, и Робин будет жить. Есть, спать и ехать. Ехать. Куда?

Он поднял голову.

— Пиру, куда мы едем?

— В Бомбей.

Родни болезненно наморщил лоб. Что-то тут не так. Что-то не так. До Бомбея… восемьсот миль на юго-запад, если по дорогам. Восемьсот миль на повозке. Буйволы делают две с половиной мили в час. Получается… слишком много часов. Он свел брови. Слишком много миль. Слишком много мотыльков, бьющих черными крылышками прямо перед глазами. Если бы он сумел сосредоточиться, они бы улетели.

В Бомбей. Иначе — только в Кишанпур. Почему при одной мысли у него заныло в паху? Рассудок тут был не при чем: тут действовала та же сила, что поднимала торчком шерсть на загривке у Джуэла. Джуэл убит. Застрелен за то, что родился собакой. Собачья смерть.

Как он осмелится снова взглянуть Шумитре в глаза? Какая чудная возможность отплатить ему за ту ночь в праздник Холи! Она даже может подстроить его убийство. Кто знает? А с ним Робин…

Чего дожидается Кэролайн? Почему она так спокойна? Здраво рассуждая, у них нет ни единого шанса. Старый осел Пиру на своей разваливающейся повозке… Им никогда не добраться до Бомбейского президентства — через дюжину больших рек, по стране, объятой мятежем… А через четыре или пять недель начнется сезон дождей. И кто может ручаться, что Бомбейское президентство устояло? В Мадрас? Робину не выдержать дороги. Только сумасшедший или изменник мог предложить отправиться в Бомбей. Это ловушка.

Он сказал:

— В Кишанпур. Едем в Кишанпур.

Пиру попытался возразить, но Родни яростно закричал:

— Кишанпур! Кишанпур!

Зубы свело раскаленной судорогой, и он увидел, как его руки нашаривают пистолет. Ему надо кого-нибудь убить.

Кэролайн медленно заговорила на своем чересчур правильном хинди:

— Он прав, Пиру. Мне это тоже не по душе, не знаю почему, но мальчику нужен отдых. У нас нет выбора.

Пиру пожал плечами и отвернулся, бросив:

— Мне-то что!

Родни впился глазами в его спину. Этот человек совсем не походил на плотника из Бховани. Опасный человек. Доверять ему нельзя. Но всему свое время. Если он будет помнить об этом и сохранять бдительность, он сумеет спасти и Робина, и себя.

Решение было принято, и он снова погрузился в себя. Спать он не мог, поэтому разглядывал муравьев и что-то бормотал себе под нос.

Когда солнце исчезло в раскаленном алом мареве за деревьями, они снова залезли в повозку. В полумраке они тащились по джунглям, пока глубокой ночью не очутились в выбитой колее, так что трясти стало меньше. В темноте мрачной процессией проплывали мимо тени деревьев. Силуэт Пиру мерно покачивался на фоне мерцающих на востоке звезд.

Наступил рассвет, и повозка остановилась. Миновал второй день. Здесь ямы с водой не было, и Пиру пришлось рыть землю топориком, пока на глубине двух футов не появилась коричневатая струйка воды.

Когда вечером они снова пустились в путь, Пиру сказал:

— Мы переберемся через брод у водопада. Там могут быть и другие повозки — в это время года все путешествуют по ночам. Не думаю, что нам грозит опасность, но на всякий случай затаитесь. И, сахиб, не стреляйте, пока я не скажу!

Другие повозки тоже путешествовали по ночам. Пиру прошептал, что одна едет прямо перед ними. Клоки пыли, поднятые ее колесами, все еще висели между деревьями. Дважды мимо проскрипели встречные телеги; однажды протрусила целая компания, сбившаяся в кучу и распевавшая во все горло, чтобы отпугнуть диких зверей. Рядом с заброшенным храмом появился сипай. В руке он сжимал винтовку и, похоже, только что пробудился ото сна.

По полотняному навесу ударил грохот водопада, и буйволы с плеском вступили в воду. Родни, прижавшись глазом к щелке в занавеске, узнавал каждый холм и каждую долину охотничьего заповедника; здесь Шумитра заметила райскую птицу, тут ветка едва не сбила с Изабель шляпу, а вон там, у Обезьяньего Колодца, Серебряный Гуру сидел и поджидал Девана. Над головой дрались и болтали обезьяны. Повозка повернула и двинулась прямо через рощу. Когда дорога совсем пропала из виду, они остановились. Обезьяны затихли.

Пиру соскочил на землю и прошептал:

— Вроде бы вы говорили, что кивер вам маловат. Верно, сахиб? Мне тоже так кажется.

Родни вяло ответил:

— Да. У Рамбира была маленькая голова.

Пиру исчез, и на десять минут наступило затишье. Потом послышался звук голосов и шуршанье листьев. Родни приложил глаз к щелке.