Ночные каналы

Нервно, рывками мои руки освободили нас от всех преград, мешавших нам. Сердце колотилось так часто и с такой силой, что мне казалось, будто машина под нами шатается — то вверх, на склон, то зигзагом вниз, в канал. Искаженное, какое-то чужое, неистовое лицо Светки с закрытыми глазами было откинуто в дальний угол сиденья. Волосы растрепаны. Она все пыталась что-то сказать, но лишь бессвязные звуки срывались с ее губ. Пронзительное ощущение — небывалого счастья, гармонии, нежности — соединило нас в одно целое. Светка с усталой улыбкой глядела из-под прищуренных век, руки ее, еще секунду назад с цепкой силой сжимавшие меня, постепенно расслаблялись, сползали с меня, а мои продолжали стискивать ее, и она снова напружинилась, рывком прижалась ко мне…

В первый момент мне показалось, будто внутри машины сработала мощная фотовспышка. Все залило ярчайшим белесым светом. Я уткнулся в плечо Светланы, словно сраженный пулей.

— Подонки! — с яростью прошипела она. — Попки гадские!

— Они видели?

— Да плевать на все их сучье отродье! Они там… забавляются. Шваль!

— Поедем куда-нибудь отсюда.

— Куда?! Кругом все просматривается. Теперь они нас не выпустят.

— Как «не выпустят»?

— А будут по рации передавать друг другу, с вышки на вышку.

— Ну, поедем в лес!

— В лесу тоже вышки. Нет, Коленька, некуда нам ехать. Ко мне нельзя. Квартирка для гостей, вся «жучками» утыкана, даже в туалете есть.

— А пойдем в насосную! — осенило меня.

Светка поморщилась.

— Там все в масле, скользко и холодно. Ладно, сейчас завесимся, пусть зубами клацают.

Она стянула с передней спинки чехол, приоткрыв дверцу, тряханула его и прицепила с двух концов за крючки. Теперь свет бил в чехол — в кабине воцарился голубоватый пестрый полумрак. Светка засмеялась.

— Ну, что, попки, выкушали наше с прибором!

Она ловко опустила переднее сиденье, и мы по-королевски растянулись во всю длину машины. Правда, ложе было ребристым и не столь уж удобным, но мы были довольны и этим. Светка подстелила наши белые робы, стало как-то по-домашнему уютно. Мы прижались друг к другу и затихли, наполненные ощущением покоя, близости наших тел и душ и счастья.

7

Мы лежали внутри машины, словно в широкой палатке где-нибудь на берегу реки, и свет фонаря с улицы назойливо бил в окна — казалось, что это луна, обычная луна в полнолуние. Сквозь толстый чехол свету трудно было пробиться, зато сквозь лобовое стекло, многократно отражаясь от изогнутых поверхностей, он создавал странную световую иллюзию: словно мелкая-мелкая решеточка из света и теней дрожит и колеблется в пространстве между стеклом и нами, спрятавшимися за этой решеткой.

Светка рассказывала о себе. Я слушал. Снаружи поскуливал Барс, просясь к нам. Светка время от времени прикрикивала на него, и он затихал. Потом снова начинал поскуливать и скрести лапой по дверце.

Я чуть подремывал, рассказ Светки дробился, распадался на куски, которые казались фантастическими. Кое в чем можно было усомниться, но я не перебивал, вообще не подавал голоса, как будто меня здесь не было вообще. Светка говорила сама себе, ей надо было выговориться, а кто был рядом, не имело значения.

После девятого класса она и еще несколько отчаянных отправляются из родного, но безумно осточертевшего Тайшета на строительство Братской ГЭС. По путевкам комсомола и, естественно, против желания родителей. Поселяются в палатках. Пока тепло, жизнь прекрасна. Полно молодых дембелей, свадьбы гремят одна за другой. За зиму (морозы под пятьдесят!) население палаточного городка заметно поредело: беременные разъехались по домам, дембели двинули в теплые края. Светка с ухажером получили угол в бараке. Теперь могли расписаться и жить как нормальные люди. Но будущий муж по пьянке попадает под трелевочный трактор. Светка хочет уехать, ее уговаривают остаться. Уговаривает сам начальник участка. С тоски она соглашается. А весной на городок нападают расконвоированные зэки. В числе пленниц — она.