Ночные кошмары

– Выезжаю, – сказал Карелла.

– У нас тут еще полно дел. Записывай: Норт Пирс...

– Я запомнил.

– Ладно, двигай, – Таубер повесил трубку.

* * *

Они все выглядят на одно лицо.

Одно место преступления ничем не отличается от другого: к тротуару припаркованы одинаковые патрульные машины с включенными мигалками, и только номера меняются от участка к участку. Место преступления везде огораживается одинаковыми деревянными панелями с диагональными черно-белыми полосами. И надписи: «Место преступления. Не входить». Густой черный цвет на фоне белого, как смерть; одно и то же, одно и то же. И полицейские повсюду выглядят одинаково, будь то зима или лето, весна или осень. Разве что погода меняется, да и то не всегда.

У патрульных на месте убийства всегда делается немного торжественный, немного испуганный вид; они велят прохожим не останавливаться, идти своей дорогой: «Ребята, не на что тут глазеть», но на самом деле в глубине души вполне сочувствуют их любопытству, словно они здесь не блюстители закона, а обычные зеваки. Было холодно. В прежние времена патрульные в этом городе носили зимой плотные синие пальто, а теперь – просто байковые длинные кальсоны под штанами, что придавало иным из них вид куда более внушительный, чем в действительности. Они мотались по городу, переговариваясь друг с другом шепотом, и повышали голос только тогда, когда отгоняли прохожих от места преступления. Сейчас они шептались об убийстве.

И детективы тоже были похожи друг на друга, как братья-близнецы. Высокие мужчины мощного телосложения – Карелле даже иногда казалось, что полицейских берут в детективы не за их способность делать разумные выводы или выдвигать безумные гипотезы, но за соответствующий рост и вес. Как правило, детективы не носили шляп, не вынимали изо рта сигарету. Многие ходили в приталенных коротких куртках на молнии с манжетами. Посторонний человек вполне мог подумать, что детективы, появившиеся на месте преступления, только что покинули кегельбан.

А полицейских из отдела по расследованию убийств было как раз очень просто узнать: все они выглядели и говорили, как Моноган и Монро. Эти, конечно, являлись совершенными образцами, у других могли быть какие-нибудь небольшие отклонения, но суть одна. Из всех цветов они предпочитали черный. Черный – цвет смерти. Был в свое время знаменитый полицейский этого отдела, некий Сондерс, который всегда был одет в черное с головы до пят. Его подвиги стали легендой, и прозвище у него было подходящее – черная Чума. Черные брюки, черный пиджак, черный галстук на белоснежной рубахе, зимой – черное пальто и, наконец, черный котелок, который он как-то, навещая деда с бабкой, купил в Лондоне, где Скотланд-Ярд принимал его как заезжую знаменитость. И еще, когда шел дождь, он брал с собой черный зонт, называя его «зоунтиком», на манер бабушки, которая жила в доме, занимавшем едва ни целый квартал. Распутать дело об убийстве – для него было, что орех расколоть. В те времена отдел действительно расследовал убийства, не то что сейчас, когда их передают детективам из разных участков. После Чумы в черное начали одеваться и другие полицейские отдела. Это стало знаком принадлежности к элитной части. Видишь полицейского в черном штатском, можешь быть уверен – из отдела убийств. И даже детективы из городских участков порой облачались в черное, в надежде, что их примут за людей из Отдела.

Но это было давно. Теперь полицейских из Отдела, за вычетом ветеранов, отличишь разве по хозяйскому виду, с каким они являются на место преступления – просто самодовольные бюргеры, выглядывающие из окон своих огромных особняков. Жетоны их ничем не отличаются от жетонов детективов – голубая эмаль в золотой каемке; разве что надпись другая: «отдел убийств». У всех детективов, прибывающих на место преступления, жетоны приколоты к пальто или пиджаку. Их не отличишь друг от друга.

И женщина, неловко лежащая на площадке второго этажа, выглядела, как всякая жертва убийства, – их тоже не отличишь друг от друга. Когда видишь много смертельных ран, они утрачивают всякую специфику – разве что медэксперт улавливает ее. Какая разница, как тебя убили – застрелили из пистолета или обреза, ударили ножом, зарубили топором, проломили голову ледорубом или бейсбольной битой, результат один – и он без устали напоминает детективу-оперативнику, что жизнь – штука хрупкая. Но напоминает он и еще кое-что и это кое-что как раз и делает работу такой тяжелой. Он напоминает детективу, что жизнь в этом мире ничего не стоит. Что смерть может обрушиться внезапно и совершенно бессмысленно – а в глазах Кареллы насильственная смерть всегда была бессмысленной. Такой смерти невозможно найти разумное оправдание.

Двое санитаров положили тело на носилки, и один из них уже собрался накрыть его резиновой накидкой. Карелла представился и попросил подождать, ему хотелось бы посмотреть на убитую.

– Нам велели убрать ее отсюда, – недовольно буркнул санитар.

– Хорошо, но мне-то всего минутка и нужна, – сказал Карелла.