Ночные крылья. Человек в лабиринте. Полет лошади

Бордман наблюдал. Оттавио и Дэвис стояли от него по левую руку; Рейнольдс и Гринфилд — по правую, между Мюллером и ямой огня. Раулинс, всеми забытый, стоял как раз напротив этой группы.

Бордман почувствовал пульсацию в висках, что-то там приливало и отливало, щекотало его извилины. Он был страшно утомлен и одновременно ощущал небывалый подъем, какого не было с ним со времен молодости. Он позволил Мюллеру сделать третий шаг к гибели. А потом небрежно щелкнул пальцами.

Гринфилд и Рейнольдс кинулись на Мюллера.

Они налетели словно коты и ухватили его за локти. Немедленно лица того и другого посерели от воздействия эманации. Мюллер, сопя, дергался и вырывался. Но уже Дэвис и Оттавио подскочили к нему. Теперь, в сгущающихся сумерках, все вместе они выглядели как группа Лаокоона — Мюллер, самый высокий из них и видимый только наполовину, пригнувшийся от этого неожиданного груза. Было бы лучше, если бы они применили парализатор, — подумал Бордман. Но в отношении людей это бывает рискованно. Дефибрилятора у нас с собой нет.

Еще минута, и они поставили Мюллера на колени.

— Обезоружьте его! — распорядился Бордман.

Оттавио и Дэвис держали Мюллера. Рейнольдс и Гринфилд обшарили его карманы. В одном из карманов Гринфилд нашел смертоносный шар с окошком.

— Вроде бы больше у него ничего нет при себе, — сказал он.

— Тщательно проверьте.

Они проверили. Мюллер тем временем с застывшим лицом и окаменевшими глазами сохранял неподвижность. Так же человек засыпает под топором палача. Наконец Гринфилд снова поднял глаза.

— Ничего, — доложил он.

Мюллер сказал:

— В одном из верхних коренных зубов с левой стороны у меня вмонтирована доза карнифагина. Я считаю до десяти, потом раскусываю ампулу и распыляю ее на вас.

Гринфилд сразу же потянулся к лицу Мюллера.

— Оставь его в покое, — сказал Бордман, — он шутит.

— Откуда мы можем знать… — начал Гринфилд.

— Оставь его. Отойди! — Бордман махнул рукой. — Станьте вон там, на расстоянии десяти метров от него. Не подходите, если он не будет шевелиться.

Они отошли, явно довольные тем, что могут покинуть зону наиболее сильного излучения. Бордман, стоящий от него в пятнадцати метрах, ощущал лишь несильные болевые уколы. Ближе подходить он не стал.

— Можешь встать, — сказал он. — Только я прошу тебя, ничего больше. Мне в самом деле очень неприятно, Дик.

Мюллер поднялся. Лицо его перекосилось от ненависти. Но он молчал и стоял как окаменелый.

— Если возникнет необходимость, — сказал Бордман, — мы засунем тебя в кокон из пены и вынесем из лабиринта на корабль.

В этом коконе ты там и останешься. И будешь в нем, пока не встретишься с теми существами. Абсолютно беспомощный. Но я не хотел бы делать этого, Дик. Выбор только один — твое желание сотрудничать. Если ты по своей воле пойдешь с нами. Сделай то, о чем мы тебя просим. Помоги нам в последний раз.

— Чтобы твои кишки проржавели, — сказал Мюллер почти безразлично. — Чтобы ты прожил тысячу лет, и все это время тебя грызли черви. Чтобы ты подавился своим самолюбованием и никогда не умер.

— Помоги нам. Без принуждения, по собственному желанию.

— Сажай меня в кокон, Чарльз, иначе я покончу с собой при первой же возможности.

— Каким же болваном ты будешь тогда выглядеть! — сказал Бордман. — Но я не хотел бы забирать тебя отсюда таким способом. Пойдем с нами добровольно, Дик.

Мюллер в ответ что-то зло буркнул.

Бордман вздохнул. Это был вздох облегчения. Он повернул голову к Оттавио:

— Пенный кокон.

Раулинс, который стоял как в трансе, неожиданно начал действовать. Он бросился вперед, выхватил у Рейнольдса пистолет из кобуры, метнулся к Мюллеру и всунул оружие ему в руку.

— Держи! — хрипло сказал он. — Теперь ты хозяин ситуации!

2

Мюллер разглядывал оружие, словно никогда такого не видел, но изумление его длилось меньше секунды. Привычным движением он обхватил рукоятку и положил палец на спуск. Это был пистолет хорошо знакомого ему образца, хотя и несколько измененного из-за внесенных за последнее время улучшений. Мгновенной быстрой очередью он мог бы уничтожить их всех. Пли себя. Он отшатнулся, словно на него могли напасть сзади. Острием, вмонтированным в носок ботинка, он проверил стену, и когда убедился, что она прочна, оперся о нее спиной. Потом описал пистолетом полукруг, охватывая всех.

— Встаньте в ряд! — приказал он. — Все шестеро. На метр друг от друга и держите руки так, чтобы я мог их видеть.

Его позабавил печальный взгляд, которым Бордман наделил Неда Раулинса. Парнишка был ошеломлен, растерян, испуган, словно его резко вырвали из сна Терпеливо ожидая, пока эти шестеро выполнят его распоряжение, Мюллер поразился собственному спокойствию.