Он шел, погруженный во мрак, будто по набережной. Наткнулся на невысокое ограждение — темно-красную полосу на фоне угольной тьмы — прижался к ней ногой и дальше уже шел вдоль нее. В одном месте он поскользнулся и когда ударился локтем об ограждение, вся конструкция отозвалась потревоженным металлом. Нечеткое эхо вернулось к нему. Словно сквозь лабиринт он шел дальше по коридорам и череде комнат; то там, то здесь поднимался на мостики, переброшенные над темной бездной, по некрутым лестницам спускался в просторные залы, потолки которых были еле видны.
Ничего не опасаясь, он шел так, полный уверенности в себе. Правда ориентировки почти никакой не было. Он не знал, какова внутренняя планировка этого спутника. Он даже не мог понять, для какой цели служат внутренние переборки. От этой близости скрытого гиганта плыли бесшумные волны и делались все сильнее. Он содрогался от их давления, пока не выбрался на какую-то центральную галерею и, глянув вниз, не увидел в тусклом голубоватом полусвете уменьшающиеся по мере удаления бесчисленные этажи и глубоко под его балконом этакий огромный бассейн, а в этом бассейне — нечто гигантское, полыхающее искрами.
— Вот я, — сказал он. — Ричард Мюллер. Человек с Земли.
Он сжал руки на парапете и смотрел туда, вниз, готовый ко всему. Может, это огромное создание шевельнется, двинется? Откашляется? Отзовется на языке, который ему доступен? Но он ничего не услышал, но ощущал многое: постепенно он понял, что происходит какой-то контакт, общение, беседа.
Он почувствовал, как его душа просачивается сквозь поры кожи.
Это было неприятно, но он предпочел не сопротивляться. Он охотно раскрывался, не жалея себя. Кошмарное чудище под ним высасывало из него его сущность, словно пило из отвернутых кранов его энергию — и не могло насытиться.
— Ну, пожалуйста! — произнес он, и эхо от его голоса задрожало вокруг, отражаясь, изменяясь. — Пей! Тебе нравится? Это ведь горький напиток, правда? Пей! Пей!
Колени его подгибались, и он оперся о балюстраду, прижав лоб к ее холодной поверхности. Источник его эманации иссякал.
Но теперь он отдавал свое «я» с радостью. Поблескивающими капельками из него выцеживалось все: его первая любовь и первое разочарование, майский дождь, страсть и боль. Гордость и надежды, тепло и холод, пот и кровь. Запах разомлевшего тела, прикосновение гладкой ухоженной кожи, гром музыки, музыка грома, бархатистость волос под его пальцами, уравнения, начертанные на губчатом грунте. Фыркающие верблюды, серебряные струйки крохотных рыбок, башни Второго Чикаго, бордели подземелий Нового Орлеана. Снег. Молоко. Вино. Голод. Пламя. Страдание. Сон. Печаль. Яблоки. Свет. Слезы. Фуги Баха. Шипенье мяса на огне. Смех стариков. Солнце почти за горизонтом. Луна над морем. Свет иных звезд, стартующие корабли, летние цветы на краю ледника. Отец. Мать. Иисус. Полдень. Ревность. Радость.
Он выдавливал из себя все это и значительно большее. И ждал ответа. Но напрасно. А когда ничего не осталось в нем, он обвис на балюстраде, лицом вниз, изможденный, пустой, слепо уставившийся в бездну под ним.
4
Он улетел, как только немного пришел в себя. Люк спутника разошелся, чтобы выпустить его капсулу, которая сразу взяла направление на корабль. Вскоре после этого он был уже в подпространстве.
Почти весь обратный путь он проспал. Лишь в районе Антареса он взял на себя контроль над кораблем и запрограммировал перемену курса. Ему незачем было возвращаться на Землю. Станция слежения проанализировала его задание, в рамках нормальной процедуры проверила, свободен ли канал, и позволила ему направиться прямо на Лемнос. Он вновь сразу же ушел в подпространство.
Когда он вновь выскочил из него вблизи Лемноса, то убедился, что какой-то корабль ждет его на орбите. Он не стал обращать на него внимания, но с того корабля так настойчиво пытались наладить с ним связь, что он в конце концов согласился на переговоры.
— Это Нед Раулинс, — раздался на удивление тихий голос. — Почему ты изменил курс?
— Разве это важно? Свое задание я выполнил.
— Ты не сделал доклад.
— Ну так сейчас его сделаю. Я навестил одно из этих чужих существ. Провел милую приятную беседу. Потом оно позволило мне вернуться домой. Вот я и почти дома. Я не знаю, какие последствия окажет моя миссия на грядущие судьбы человечества. На этом конец.
— Что ты собираешься делать?
— Вернуться домой. Я же сказал, это мой дом.
— Лемнос?
— Лемнос.
— Дик, пусти меня на свой корабль. Я хочу поговорить с тобой минут десять… лично. Прошу тебя, не отказывай.
— Я не отказываю, — сказал Мюллер.
Минуту спустя от того звездолета отделилась небольшая ракета и поравнялась с кораблем. Он вооружился терпением и впустил гостя. Раулинс вошел и скинул шлем скафандра. Он был бледный, похудевший и словно бы повзрослевший. И выражение его глаз было не тем, что раньше. Достаточно долго они молча разглядывали друг друга Потом Раулинс подошел поближе и поздоровался, пожав запястье.
— Я бы никогда не предположил, что снова встречусь с тобой, Дик, — сказал он. — Я только хотел… — и он внезапно замолк.