Ночные крылья

Олмейн вперила свой взгляд в толстое покрывало, отороченное парчой с бриллиантами. Она была явно изумлена.

– Она принадлежала Графу Перриша, – продолжал он. – Да-да, именно Графу. Вы знаете, его дворец превратили в музей.

– Знаю, – сказала Олмейн.

– Это была его колесница. Ее должны были поставить в музей тоже, но я перекупил ее у одного жулика-завоевателя. Вы ведь не знали, что и у них водятся жулики, а?

От звучного хохота купца чувствительное покрывало на стенах машины свернулось в кольцо.

– Это был мальчик-приятель Прокуратора. Да-да, у них тоже есть такие.

Он искал корешки, которые растут на одной планете в созвездии Рыб. Корешки эти усиливают мужскую потенцию. Он узнал, что я единственный поставщик этих корешков на Земле, и мы с ним заключили сделку. Конечно, машину нужно было слегка переделать. Граф держал четверых ньютеров, которые питали двигатель своим метаболизмом. Ну, знаете, какая-то разница температур… конечно, это прекрасный способ передвижения, если ты имеешь возможности Графа, ведь для него в год требуется слишком много нейтрализованных, и я подумал, что это не для моего статуса. Кроме того, могли быть неприятности с завоевателями. Поэтому я снял кабину для ньютеров и поставил стандартный мощный двигатель. Вам повезло, что вы попали сюда. Но это только потому, что вы Пилигримы. Обычно я никого не беру: люди завистливы, а завистливые люди опасны. Но вас двоих послала мне Воля. Вы направляетесь в Ерслем?

– Да, – кивнула Олмейн.

– Я тоже когда-нибудь посещу его, но не сейчас. Нет, спасибо, не сейчас. – Он самодовольно похлопал себя по животу. – Конечно, я туда пойду, когда мне понадобится. И это угодно Воле. А вы давно стали Пилигримами?

– Нет, – ответила Олмейн.

– Многие после завоевания стали Пилигримами. Я их не виню. Каждый по-своему приспосабливается к изменяющимся временам. Послушайте, а у вас есть эти маленькие камни, которые получают Пилигримы?

– Да, – ответила Олмейн.

– Можно мне взглянуть? Меня они всегда привлекали. Был один торговец из Мира Черных звезд – такой тощий подонок с кожей, как жидкая смола, так он предложил пять квинталов [около пятидесяти килограммов] этих камней. Сказал, что они настоящие, что дают настоящее общение – такое, как у Пилигримов. Я отказался, я не собираюсь дурачить Волю. Некоторые вещи нельзя делать даже ради прибыли. Но потом я подумал, что нужно было взять один камень как сувенир. Я никогда его не касался. – Он протянул руку Олмейн. – Можно взглянуть?

– Нам не позволено давать звездный камень кому-либо в руки, – сказал я.

– Я никому не скажу, что вы мне позволили.

– Это запрещено.

– Послушайте, здесь же никого нет, это самое уединенное место на Земле и…

– Простите, но то, что вы просите, невозможно.

Его лицо потемнело. Но купец, уступив сопротивлению, оставил свои попытки.

Моя рука скользнула в карман, и я ощутил холодную поверхность звездного камня, который мне дали перед началом паломничества. Касание дало слабое ощущение единения-транса и я вздрогнул от удовольствия. Я поклялся себе, что он не тронет камень.

Мы ехали дальше к Марсею.

Купец не был приятным человеком, но он старался не обижать нас и порой даже вызывал у меня некоторую симпатию. Олмейн, которая большую часть жизни провела в уединении в Зале Летописцев, воспринимала его с большим раздражением, меня же долгие годы блужданий сделали терпимее к людям. Конечно, нам обоим было смешно, когда он хвастался своим богатством и влиянием, рассказывал о женщинах, которые ждали его на многих планетах, перечислял мастеров гильдий, которые искали его совета, бахвалился своей дружбой с бывшими Властителями. Он большей частью говорил о себе и редко приставал к нам с расспросами, за что мы были ему благодарны. Лишь однажды он спросил, почему это мужчина и женщина Пилигримы путешествуют вместе, подразумевая, что мы любовники. Мы признали, что это не совсем обычно, и перевели разговор на другую тему. Его догадки ничего для меня не значили и, я полагаю, для Олмейн тоже. На нас висел груз более серьезных грехов, чем тот, в котором он нас подозревал.

Казалось, что нашего купца совсем не выбило из колеи поражение родной планеты: он был богат, как и прежде, жил в таком же комфорте и ездил куда хотел. Но даже его иногда раздражали завоеватели. Это мы поняли, когда однажды ночью вблизи Марселя нас остановили на контрольном пункте.

Глаза сканеров засекли нас, дали сигнал обтекателям, и золотистая паутина протянулась через дорогу.

Датчики машины уловили опасность, и машина мгновенно остановилась. На экранах было видно с десяток бледных человеческих фигур.

– Бандиты? – спросила Олмейн.

– Хуже, – ответил Купец. – Предатели.

Он скривился и повернулся к переговорному рожку.

– В чем дело?

– Выходите для проверки.

– По чьему приказу?

– Прокуратора Марсея, – был ответ.

Это было тяжело осознавать – человеческие существа работают как дорожные агенты завоевателей. Однако люди вынуждены были наниматься к ним на службу. Это становилось неизбежным, поскольку многие остались без работы, как например, Защитники.