Когда я открыл дверь, из моей каморки виновато вышел Уолтер, наш лабрадор-ретривер. Конечно же он спал, свернувшись на моем диванчике, а теперь пытался отвлечь внимание, нещадно меня облизывая и покрывая слюной. Я хотел было прикрикнуть на него за то, что он оставляет свою шерсть на моей любимой лежанке, но по его пристыженной позе понял, что он уже все осознал – и то, что делать этого не следовало, и что он, если б только не проспал, вовремя метнулся бы к себе в корзину, пока я вставляю в скважину ключ. Это понимали мы оба. Так что я, смягчившись, выпустил его во двор, а закрыв за ним дверь, сделал себе добротный сандвич с ломтиками вареного мяса.
В плеер – он у меня на кухне – я зарядил купленный нынче альбом «
– Уолтер не считает, что он альфа-самец, – возразил я тогда, но как-то, видно, сбивчиво. – Правда, Уолтер?
Я поглядел на Уолтера в расчете заручиться его согласием, что не очень осмотрительно для того, кто претендует зваться хозяином. Заслышав свою кличку, Уолтер стал попеременно глядеть на нас с Рэйчел, прикидывая, кто из нас первым проявит слабину и даст ему ключ от холодильника и волю спать с нами на кровати.
– Ха! – был ответ Рэйчел.
Этим своим «ха» она пресекает любое возможное несогласие, как тот скептический питон, которому приказали выплюнуть кролика и отпустить его весело скакать по просторам.
Рэйчел похлопала себя по животу и сказала ему:
– Детка, ты слышишь? Это твой папа говорит. Он прикидывается альфа-самцом, но только стрельни в него влажными глазками, и он купит тебе машину.
– Машину я тебе не покупал, – оттабанил я, – хоть ты просто обстреляла меня влажными глазками.
– А мне машины и не надо, – сказала она, – она у меня есть.
– Тогда чего ж ты на меня так глядела?
– Потому что мне нужно кое-что другое. Ты.
– Юморок у тебя, однако, чернушный, – усмехнулся я. – И отчего ты любишь такие шуточки?
– Оттого, что тебе они нравятся, – улыбнулась Рэйчел.
Я посмотрел на часы. Рэйчел скоро должна вернуться. Дом без нее всегда до тоски пуст. Сейчас оттуда слышалось, как на плеере заканчивается трек с альбома; вокалист раз за разом повторял, что люди, которых мы решаем бросить, – это люди, которых мы видим все время, все время, все время. Я взялся скармливать Уолтеру остаток сандвича.
– Только не рассказывай Рэйчел, что я это сделал, – сказал я ему. – Как друга прошу.
Дом Грэйди грузно дремал. Ветер вяло шевелил деревья и ворошил кучи сухих листьев, под одной из которых покоилась мертвая пичуга. Мэтисон стоял у ступеней веранды, посвечивая фонариком на дом. Он проверил замки на дверях и деревянные щиты на окнах. В поясной кобуре у него лежал «СИГ-компакт». Он начал его носить вскоре после того, как человек, которого он мысленно назвал Коллектором, явился к нему в кабинет и потребовал выплаты какого-то старого долга.
Сзади послышался звук шагов, но Мэтисон не обернулся. К свету его фонарика присоединился луч еще одного, более мощного фонаря.
– Все в порядке? – спросил патрульный коп.
Он заметил, как Мэтисон поворачивает к дому Грэйди, и вызвался сопроводить его по темной дороге. Предложение Мэтисон встретил с благодарностью.
– Похоже на то, – ответил он.
– Холодает.
– Да. Наверно, снег выпадет.
– Тем легче будет сказать, шарился здесь кто-то или нет.
Мэтисон кивнул и повернулся уходить. Коп пошел следом, но внезапно замер. Фонарь он повернул на лес.
– Что там? – спросил Мэтисон.
– Не знаю.
Он подался вперед, руку уже опуская на пистолет. Мэтисон тоже повернул фонарик; вместе они высвечивали деревья. Неожиданно из подлеска донесся шорох, а понизу мелькнула серая тень с красноватым подбоем, исчезнув в черноте кустов.
Оба, и коп и Мэтисон, издали протяжный вздох облегчения.
– Лиса, – определил коп. – Уфф, нервы уже ни к черту.