– На чьей вы стороне, сержант?
– На стороне закона и порядка, сэр, – отчеканил Стокс. – Сугубо закона и порядка.
***
Панический страх перед ведовством охватывал Европу на протяжении трех столетий, начавшись в пятнадцатом веке и завершившись со смертью в 1782 году швейцарки Анны Гёльди, последней в Западной Европе женщины, казненной за ведовство. В целом за него поплатились жизнью от пятидесяти до ста тысяч человек, из которых восемьдесят процентов составляли женщины, в основном пожилого возраста и низкого достатка. Сильнее всего эти темные страсти бушевали на территории Германии (примерно половина всех смертей). В Англии погибло примерно полтысячи, а вот в Шотландии эта цифра была вдвое выше ввиду не особого смущения шотландских судов перед пытками как средством дознания; сюда же можно прибавить и маниакальную подозрительность молодого монарха Якова VI. Самым обстоятельным руководством по выявлению, выбиванию признательных показаний и конечной расправе над ведьмами стал печально известный «Malleus Maleficarum» – «Молот Ведьм» – совместное детище немецкого монаха-доминиканца Генриха Крамера и декана теологии Кельнского университета Якоба Шпренгера. Крамер и Шпренгер были единодушны во мнении, что семя ведовства зиждется в самой природе женского пола. Женщины духовно, умственно и эмоционально слабы, а также подвержены похоти. Эти фундаментальные изъяны находят свое крайнее выражение в ведовстве.
Наступление Реформации не особо повлияло на развенчивание этих представлений. Даже, пожалуй, наоборот: любая маломальская терпимость к так называемым «ведьмам» из сельской глубинки, существовавшая до этого, стала беспощадно вытаптываться вместе с прочими проявлениями старых языческих традиций; даже человеколюбец Мартин Лютер призывал сжигать женщин на кострах как ведьм.
Лишь в 1736 году вышел официальный указ убрать из свода законов Англии статью за колдовство – почти через сто двадцать лет после захвата, судилища и казни трех женщин, известных как Андерберийские ведьмы.
***
Лондонских полицейских чинов Крофт доставил в центр деревни Андербери, где они обосновались в паре небольших, но теплых комнат в тыльной части гостиницы с романтическим названием «Винтаж». Когда гости привели себя в порядок и подкрепились сандвичами, их отвезли к местному гробовщику. Там их ждал сельский врач Эллинсон, а также единственный представитель местной полиции констебль Уотерс. Эллинсон был молод, а в Андербери переехал недавно вместе с семьей, после смерти своего дяди, прежде имевшего дело с рождениями, болезнями и иными проявлениями бренной жизни в районе. При движении Эллинсон слегка прихрамывал (сказывался перенесенный в детстве полиомиелит, уберегший его от воинской повинности во Франции). Уотерс, по мнению Берка, был типичным деревенским блюстителем порядка: осторожный, но не педант, с врожденной сметкой, но не выросшей еще до уровня мудрости.
Сейчас все четверо стояли перед гробовщиком, состоящим, казалось, сплошь из складок и морщин. Он неторопливо снял простыню с лежащего на каменной скамье тела.