Ночные окна

– Кажется, я не совсем удачно выразился. Набрать. Нарвать. Словом, подождите.

– Мне – сухой мартини с водкой, – повернулся к Жану Николай Яковлевич.

– Отправился, Ниночка, за цветами, – услышал я за спиной голос Маркушкина.

На втором этаже я вновь зашел в комнату, где в напряженном ожидании сидела девушка, переговорил с ней, затем поднялся на третий – там, в одном из помещений на диване спал юноша. Напротив него в кресле листал книгу Левонидзе.

– Так, где ты его нашел? – спросил я.

– В Марьиной Роще. В одном из притонов.

– Он еще и травкой балуется?

– А как же? Поколение пепси. Водка, план и кто нынче побежит за «Клинским»? Но боюсь, дело дошло до герыча. Посмотри на его вены.

– Ладно, собирай его, скоро выход. И ее тоже. Какой-то дурак сказал, что дети – цветы жизни. Теперь все это повторяют, не замечая, что от роз остались одни шипы. Неужели сами мы были такими же? А, Георгий?

– Не занудствуй, – отозвался он. – Еще хуже.

В правом кабинете все еще продолжалась перебранка, но было видно, что дело идет к концу.

– …и «тойоту», которая на мои деньги куплена, вам, Сергей Владимирович, придется оставить, – говорила мадам. – Лизочка на ней сама ездить будет.

– Да подавитесь! – охотно отвечал Нехорошее. – Я еще запасное колесо вам прикачу. Оно у соседа в гараже лежит. А нижнее белье ношеное переслать?

– Засуньте его сами знаете куда. Вместе с электродрелью – подарком моим вам на день рождения. Только сверло победитовое вставьте, чтоб до кишок проняло. До печенки.

– А еще профессор! – сказал Бижуцкий, зевнув, махнул рукой и вышел из комнаты.

– Господа, я вам сюрприз приготовил, – остановил я обмен легкими ударами. – Жанночка, сходи за ним наверх.

– А что такое? – спросила Лизочка. Глаза ее загорелись от любопытства.

– Сейчас увидите.

Я повернулся к Нехорошеву:

– Значит, вы решили развестись?

– Да, – твердо ответил он. – Я же сказал, что полюбил другую.

– Кто она?

– Об этом я здесь говорить не хочу.

– Хорошо, – кивнул я и посмотрел на Лизу: – А ваша дочь живет у отца, у вашего первого мужа?

– Ну да. Так мы еще давно, при разводе, решили. Но она часто и к нам приезжает. А что?

– Куда это вы клоните? – первой начала соображать Ротова. – Неужели вы хотите сказать…

– Именно, – произнес я, открывая дверь и впуская в комнату девушку со второго этажа и Жанну.

Сам отодвинулся в тень, наблюдая за немой сценой, которая длилась, наверное, минуты полторы. Нехорошев сначала вскочил, потом безвольно опустился в кресло. Девушка подбежала к нему и застыла. Окаменела и Лизочка. Лишь Ротова, подождав немного, истерически засмеялась.

– Я же говорила… говорила… что от нашей семьи он… никуда не денется!.. – выдавила она сквозь смех. – Ай да Сережа, ай да сукин кот!

– Ира! – закричала на дочь Лизочка.

– Что мама? – порывисто ответила та. Ну почти также, как сама Лиза откликалась на зов Ротовой. У них не только голоса были похожи, но и глаза, волосы, черты лица. У всех троих. Три поколения, три женщины. Три судьбы Сергея Владимировича Нехорошева. А еще можно было бы сказать: три головы одного дракона, имя которому – любовь. Что, впрочем, тотчас же подтвердила и сама Ирина, крайне безапелляционно заявив:

– Я люблю его, мама. И ты, бабушка, также пойми это.

– Понимаю, понимаю, – игриво ответила Ротова. – Как же не понять, коли сама молодой была. Тоже влюблялась в кого попало.

– Он не «кто попало», он – единственный! – гневно сказала внучка. – Что же ты молчишь, Серж?

Кажется, Сержу было немного плоховато. Я попросил Жанночку налить ему воды. Отпив пару глотков, он вяло Произнес:

– Пойдем отсюда, Иринка. Никто из них все равно ни черта не смыслит в этой жизни. Ты – мой последний шанс, вот что я хотел им сказать. Ты не такая, как твои мать и бабка. С тобой я воспряну.

– Воспрянешь, воспрянешь, – проговорила Ротова. – А шансов-то и шансиков впереди еще много будет, поверьте моему слову. И где же вы жить-то будете? Квартиры своей у Сергея Владимировича нет, он у нас прописан. В «тойоте»? Так и она уплыла. Одна только электродрель и осталась со сверлом победитовым, но он ее для каких-то своих особых нужд приготовил.

– Замолчали бы, что ли, – все так же вяло огрызнулся Нехорошее. – Шуточки ваши ослиные вот как надоели!

– А я вам дело предлагаю, – сказала мадам уже более серьезным голосом. – Квартира у нас большая, пятикомнатная. Да и дача есть. Все поместимся. А со временем как-нибудь разменяемся, коли захотите. Я добрая. Вы меня сегодня вволю порадовали. Ну, если, конечно, Лизочка не возражает.

– Мне плевать! – ответило «среднее звено». – Я с ним так или иначе разведусь.

Ирина выжидающе смотрела на своего Сержа, а я подумал: сейчас все зависит от Нехорошева, от его внутренних душевных ресурсов – остались они еще или нет, сумеет он подняться или разрушение личности уже необратимо?

– Пожалуй… если только на первое время… – пробормотал он. – Раз уж Капитолина Игнатьевна сама предлагает. А что в этом плохого? Как ты, Иринка, думаешь?

– Мне главное – быть с тобой! – поспешно ответила она. – Мне без тебя не жить.