Ночные окна

Александр Трапезников Ночные окна

ГЛАВА ПЕРВАЯ, где делается попытка заглянуть в чужие окна

Дайте, дайте же поскорее мне сказать! – вскричал Бижуцкий и вскочил с кресла. Он один из всех был в двубортной пижаме цвета заката солнца (комплект в количестве двадцати штук закуплен лично мной в Цюрихе).

– Сядьте, – спокойно произнесла шестидесятилетняя мадам Ротова. – Мы слушаем.

Лизочка почему-то нервно засмеялась. Бижуцкий остановился перед ней и начал:

– Знаете ли вы, что значит заглядывать в чужие окна?

– Нет, не знаю.

– Я не к тебе обращаюсь, дура! – вновь вскричал он. – Это я сам у себя спрашиваю. Так вот, мы когда-то жили с женой на даче, в Переделкине. Не в самом писательском поселке, хотя я сам прозаик, и даже поталантливее их всех вместе взятых, а рядом. Однажды я проснулся в двенадцатом часу ночи. Какое-то странное, омерзительное чувство навалилось на меня и держало за горло. Жены рядом не было. Надо заметить, что я ее очень любил и она меня тоже. «Эге! – сказал я себе, выглянув в окно. – Полнолуние». Луна показалась мне бледным лицом покойника. Пока я бессмысленно бродил по дому, заглядывая в шкафы и выдвигая ящики, словно она могла там спрятаться, старые настенные часы стали отбивать полночь. Я набросил плащ с капюшоном и босиком вышел на крыльцо. Где-то тоскливо завыла собака. Ей в ответ заквакали в пруду жабы. У соседей светилось окно. Там жили мой приятель Гуревич с покойной супругой. То есть, я хочу сказать, в то время она была еще жива.

– О господи! А я уж подумала… – промолвила Ротова. Бижуцкий перескочил от Лизоньки к ней и вновь закричал: – Замолчите! Вы мешаете моей исповеди!

– Продолжайте, – хладнокровно заметил я.

– Будто магнитом, меня потянуло к этому окну. Не обуваясь, я пошлепал на соседний участок. В заборе у нас была дырка. Я пролез в нее и очутился среди кустов крыжовника. Затем подкрался к дому. Помните эту чудесную песню: «Там живут мои друзья и, дыханье затая, в чужие окна вглядываюсь я…»? Так вот, я, конечно же, тоже затаил дыхание, приблизившись к окну. Перед моим носом оказалось стекло, за ним висела зеленая штора. Я услышал какие-то странные звуки – не то приглушенный смех, не то плач ребенка. Любопытство достигло предела. Я потянул створки окна на себя, оно растворилось. И тут…

Тут в кабинет вошла Жанна, моя ассистентка. Она, как всегда, была в мини-юбке, на высоких каблуках, перед собой катила столик-поднос с чаем, сливками и курабье. Ее ноги производили впечатление на всех без исключения, от вступающих в половую зрелость детей до лежащих на смертном одре стариков. Бижуцкий, втянув в себя воздух, замолчал.

– А теперь подкрепимся, – ласково произнесла Жанна. – Файф-о-клок.

Молчавший все это время Сергей Владимирович Нехорошев зашевелился. Глядя куда-то вбок (разумеется, на Жаннины ноги), он тоскливо сказал:

– А в песне-то не так поется. Не в «чужие окна», а в «родные окна вглядываюсь я». То есть вы. Есть разница?

– Нет! – тотчас же огрызнулся Бижуцкий. – Родное окно – оно на поверку-то самым чужим будет, пыльным и заляпанным, а близкий тебе человек – наиболее гадким и отвратительным.

Нехорошев усмехнулся, но спорить не стал.

– Что же было дальше? – спросила Лизочка.

– Узнаете в свое время, – пообещал Бижуцкий, принимаясь за чай.

Остальные последовали его примеру.

– Господа, я вас ненадолго покину, – сказал я и, сделав знак Жанне, чтобы она осталась, вышел из кабинета.

Соседняя комната была моим основным местом работы. Здесь на полках стояли самые нужные книги, светился монитор мощного компьютера, имелась выдвижная картотека с сотнями «дел». Комната была без окон, располагалась в центре дома (проект мой). Нет, окна имелись, но – фальшивые, они выходили в три соседних кабинета, где выглядели обычными большими зеркалами. Я мог наблюдать за всем, что творилось в тех помещениях, сам оставаясь невидимым, – очень удобно. Главное, это давало возможность изучать поведение людей, находившихся в комнатах. Вот и сейчас я сел за стол, внес в компьютерную базу данных кое-какую информацию и отодвинул шторку с левого фальшивого окна. Там, за стеклом, словно в аквариуме, сидели двое мужчин и одна женщина, а также мой второй ассистент – Жан. Один из мужчин беззвучно раскрывал рот, как будто ему не хватало воздуха. Я не стал включать звук, поскольку все равно шла запись на видеомагнитофон. Решил просмотреть позже, ночью, если выпадет хоть немного свободного времени. Кроме того, я умел читать по губам (за столько-то лет практики!) и понял, что мужчина толкует о пустяках – рассказывает всего-то на-всего о том, что хотел в детстве убить свою сестру за то, что она переспала со старшим братом.