Ночные откровения

– Возможно, на меня просто никогда не снисходило подобное вдохновение.

Сказано было негромко и с таким достоинством, словно речь шла о чем-то возвышенном, а не о ее бесстыдной наготе.

Анжелика провела пальцем по перилам:

– Что ж, теперь мне вправду не терпится увидеть портрет.

В студии по-прежнему стояла расстеленная в художественном беспорядке кровать, позади нее находилась задрапированная белой тканью картина.

Глубоко вдохнув, Фредди сбросил покрывало.

Анжелика ахнула. Перед нею возлежала богиня: с темными, отливающими золотом и бронзой локонами, безупречной смугловатой кожей и телом куртизанки – весьма преуспевающей куртизанки.

Но сколь ни прекрасно было тело, внимание Анжелики привлекло выражение неулыбающегося лица: женщина смотрела прямо на зрителя, в темных глазах пылало искушение, полураскрытые губы выражали неутоленное возбуждение.

Фредди увидел ее такой?

Анжелика украдкой покосилась на художника. Тот внимательно изучал пол. Она попробовала снова посмотреть на картину – и не смогла выдержать собственный взгляд с холста.

– И как тебе это? – наконец спросил Фредди.

– Немного… Немного грубовато по краям, – она просто не могла смотреть ни на что другое. Мазки были не столь аккуратны, как Анжелика привыкла видеть на работах друга. Но в изображении чувствовалась такая мощь, такой эротический заряд, что расспрашивай Фредди дальше, Анжелике пришлось бы признать: небрежная манера письма как нельзя лучше подходила неприкрытому, ненасытному желанию, излучаемому женщиной на полотне.

Фредерик накрыл портрет.

– Тебе не понравилось?

Анжелика пригладила волосы, надеясь, что являет собою воплощение чопорности и благопристойности.

– Неужели я и вправду так выглядела?

– Для меня – да.

– Ты мог бы переписать портрет, совсем отвернув мое лицо…

– Но зачем?

– Потому что я выгляжу, словно… словно…

– Словно хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью?

Анжелика чуть не задохнулась от невероятного предчувствия. Они не сводили друг с друга глаз. Мужчина сглотнул. А со следующим ударом сердца уже держал ее в объятиях и целовал – нежно, но крепко.

В этом поцелуе было все, что она когда-либо воображала, – и даже больше. Опустившись на столь удобно расположенную кровать, Фредерик снял с подруги шляпку, Анжелика развязала ему галстук.

– Секунду, – шепнул он в полураскрытые ждущие губы. – Я запру дверь.  

Он поспешил к выходу, но не успел повернуть ключ в замке, как дверь распахнулась, и в студию вошел лорд Вир.

– О, Фредди, здравствуй. Приветствую, Анжелика. Двое любимейших мною людей в одном месте – как здорово. Смотри-ка, братец, у тебя галстук развязался. Что стряслось – забылся в творческом порыве?

И маркиз принялся повязывать галстук потерявшему дар речи брату.

– А ты, Анжелика, почему лежишь? Тебе плохо? Может, сходить за нюхательной солью?

– Ах, нет, Пенни, мне уже лучше, – Анжелика, пребывавшая в остолбенении, вскочила с кровати.

– Глянь, твоя шляпка на полу, – подняв шляпку, Вир протянул ее владелице.

– Надо же, – промямлила женщина. – Как она там оказалась?

– Повезло тебе, подруга, – подмигнул маркиз, – что сюда не заявилась какая-нибудь болтливая старая перечница, как раз когда ты чуток прилегла. Леди Эйвери уже погнала бы вас обоих к алтарю, точно как меня!

– А что… что привело тебя в Лондон, Пенни? – откашлялся пунцовый от смущения Фредди.

– Да так, обычные дела. А потом я вспомнил, что у меня есть ключ от твоего дома и решил заглянуть.

– Всегда рад тебя видеть, – запоздало обнимая брата, уверил хозяин. – Я этими днями почти не выходил из студии, но моя экономка сегодня утром пересказала мне какие-то ужасные сплетни. Вроде бы дядя леди Вир арестован по подозрению в страшных преступлениях. Я уже и письмо тебе написал. Это что, правда?

– Боюсь, да, – огорченно вытянулось лицо маркиза.

– А как эту новость восприняли леди Вир и ее тетя?

– Как и должны были, мне кажется. Подозреваю, что в этот тяжелый час я – их единственная защита и опора. Но поскольку никто из нас не в силах что-либо изменить, давайте поговорим о более приятных вещах.

Маркиз окинул взглядом помещение, остановившись, к отчаянию Анжелики, на накрытой картине.

– Так ты говоришь, Фредди, днюешь и ночуешь в студии? Это не из-за заказа, полученного перед самой моей свадьбой?

– Да, но я еще не закончил.

– Вот это? – направился Вир к занавешенному холсту. 

– Пенни! – вскрикнула Анжелика, ведь старший брат был одним из тех немногих, кому Фредерик разрешал смотреть неоконченные работы.

– Что такое? – повернулся маркиз.

– Мы как раз собирались к синьору Киприани, торговцу предметами искусства. Хочешь пойти с нами?

– Верно, Пенни, пойдем, – пылко вторил Фредди.

– А с какой стати вы к нему идете?

– Помнишь картину в Хайгейт-корте, ну, ту, что я фотографировал? – зачастил брат, спеша с объяснениями. – Анжелика помогает мне выяснить происхождение полотна. Похоже, оно принадлежит кисти того же художника, чью работу когда-то продал Киприани – а старик ничего не забывает.

Лорд Вир казался слегка озадаченным.

– А в Хайгейт-корте что, была картина? Ну ладно, я с вами. Мне нравится знакомиться с интересными людьми.