Чувства, вызываемые Элиссандой, – слишком темные, слишком острые, слишком тревожные – нежеланны ему. Виру не нужны надежда, чреватая разочарованием, неуемное вожделение и прочие опасные страсти, которые пробуждает в нем эта женщина. Ему хочется, чтобы все вернулось на круги своя, как до их встречи: когда внутренний мир был успокаивающим, утешающим и отгороженным толстыми стенами от реальной жизни.
Как миссис Дуглас с ее лауданумом.
Налив на два пальца виски, Вир выпил его одним глотком.
Наверху жена опять подпрыгнула. Она, несомненно, чувствует себя невесомой от радости и облегчения, плача и смеясь одновременно, ведь ее кошмарный сон наконец-то закончился.
А его кошмарам суждено продолжаться.
* * * * *
– Позволь прочесть отрывок из моего дневника за 12 апреля 1884 года – театрально откашлялась Анжелика. – «
– Помню, – откликнулся Фредди.
В этих воспоминаниях всегда присутствовал оттенок грусти.
– По крайней мере, теперь он счастливо женат. По-моему, супруга считает его просто-таки замечательным.
– Я очень этому рад. Мне нравится, как она на него смотрит: у Пенни масса достойных восхищения черт.
– Но? – не удержалась Анжелика, проводя пальцем по краю кожаного переплета своего дневника.
Фредди улыбнулся – эта женщина слишком хорошо его знает.
– Признаюсь, я немного завидую. Привык думать, что если окончу свои дни старым холостяком, то, по крайней мере, с Пенни за компанию.
– Я тоже могу составить тебе компанию, – предложила Анжелика. – Это будет словно вернуться в детство, только с меньшим количеством зубов.
Фредди вдруг припомнился случай с меньшим количеством зубов.
– Помнишь, как я ненароком разбил любимые очки отца?
– Это когда я стащила у своей мамы очки для подмены, и мы надеялись, что никто не заметит?
– Да, тот самый случай. Моей матери вместе с Пенни почему-то не было, и я перепугался до смерти. А ты, чтобы отвлечь меня от мыслей об очках, предложила повыдергивать твои шатающиеся зубы.
– Правда? – хихикнула Анжелика. – Вот этого я совсем не помню.
– Новые зубы у тебя уже почти выросли, а молочные так шатались, что даже хлопали, будто стирка на ветру. Все старались тебя от них избавить, но ты непреклонно никого к ним и близко не подпускала.
– Надо же, теперь и я припоминаю. Я спала, завязав шарфом рот, чтобы моя гувернантка до них не добралась.
– Поэтому, когда мне ты позволила, я так удивился, что напрочь забыл об очках. Мы в тот день четыре зуба у тебя вытащили.
Анжелика согнулась от смеха.
– Слушай, дальше еще лучше: отец уронил очки твоей мамы и наступил на них, не успев надеть и понять, что это совсем не те. Один из немногих случаев, когда моя неуклюжесть ни на кого не навлекла неприятности. Ей-богу, просто чудесное завершение.
– Ну, одно я знаю наверняка: превратившись в старую каргу, я не позволю тебе выдернуть ни единого моего зуба.
– Договорились, – поднял мужчина чашку с кофе приветственным жестом. – И тем не менее, превратившись в выжившего из ума старикашку, я буду в восторге от твоей компании.
Анжелика с сияющими глазами ответила ему тем же движением, и Фредерик вдруг, чуть ли не впервые, осознал, как посчастливилось ему знать эту женщину почти с рождения. Иногда люди принимают лучшее в своей жизни как должное. Он никогда не понимал, чем обязан Пенни, пока несчастный случай все не изменил. И редко задумывался над важностью той роли, которую в его судьбе сыграла дружба Анжелики, особенно в трудном и нежном возрасте, когда он всецело пребывал под гнетом отца. Не задумывался до тех пор, пока его не начали переполнять чувства, ставящие эту дружбу под угрозу.
– Так, на чем мы остановились? – поставив чашку, Анжелика отыскала нужное место в дневнике. – Ага, вот. «
– Мы тогда гостили в Линдхерст-холле? – спросил Фредди, начиная уже и сам что-то припоминать. – На праздновании Пасхи в загородном доме герцогини?