Ночные разговоры с ангелом

– Скучно с тобой, Серафима. Никакой романтики. Никаких афер. А ведь мы сейчас могли бы оказаться где угодно, хоть в Париже, хоть в Венеции, хоть в Сан-Франциско, хоть на Ниагаре. Я бы мог проявить себя всемогущим магом, а ты могла бы совершить волшебное путешествие. Не дала мне почувствовать себя настоящим мужчиной. – Обиделся ангел.

– Ну, извини, хорошо, побудь мужчиной, я в Стамбул хочу, только давай после боя курантов. Традиция все-таки. Так хочется желание загадать. Я уже придумала.

– Да, ты права, традиции вещь серьезная, въедливая, дающая ощущение стабильности и даже бессмертия. Ладно, будь по-твоему. Дождемся боя курантов. А почему Стамбул? Выбор какой-то… неожиданный.

– Это мой любимый город. Безумный, хитрый, веселый город, на который я никогда не буду похожа.

Когда били куранты, Фима закрыла глаза и загадала, чтобы в Новом году она любила и была любимой, вышла замуж и открыла свое турагентство, а еще – чтобы Вася был спокоен и счастлив. С последним ударом курантов Фима открыла глаза и вместо своей гостиной увидела Святую Софию, а сидела она не на своем стуле, а на скамеечке перед Голубой мечетью. Ангел обнаружился рядом.

– Обалдеть! – завизжала Фима.

– Тихо, ты, тихо! – шепнул ангел. – Мы не дома. Говори со мной мысленно, хочешь в турецкую психушку?

– Ха! А кто только что возмущался, что я не романтик и не аферистка. С чего это ты стал таким осторожным? – вопила Фима. Турецкое семейство, которое сидело совсем близко на скамейке с ужасом покосилось на Фиму. Немцы, сидевшие неподалеку, самозабвенно фотографировали древнейший православный храм и огромную мечеть, оглушительно смеялись и не заметили странную русскую в вечернем платье, которая разговаривала сама с собой.

– А пойдем, Фимочка, на Босфор посмотрим, там как-то поспокойнее, народу поменьше. Кстати, в Стамбуле Новый год еще не наступил, так что у нас есть шанс встретить его еще раз.

На Босфоре было совсем уж спокойно, пустынно и страшновато. На другом берегу сияли огнями Таксим и Бешекташ. От воды веяло холодом. Фима мерзла в своем шелковом платье.

– Должен признать, Босфор – это не самая лучшая идея. Закрой глаза, детка. – Пробормотал ангел.

Фима послушно закрыла глаза. А когда открыла, оказалась среди шумной, пьяной, нарядной толпы, которая текла по самой веселой улице Стамбула в районе Таксим. Фима всегда забывала, как она называется, но всегда мечтала туда вернуться. Из открытых дверей бесчисленных ресторанов и кафешек лилась музыка. Многие пили и пытались танцевать прямо на улице.

– Обалдеть! – снова завизжала Фима.

– Вот здесь можешь орать сколько хочешь. – Разрешил Вася. – Здесь сборище сумасшедших, здесь никто и внимания не обратит на красивую дурочку, которая бредет со счастливой глупой улыбкой и разговаривает сама с собой.

До второго за последний час Нового года снова оставалось несколько минут.

– Черт! Черт! – верещала Фима. – Ой, извини, это только междометие. Шампанского нет. Черт! Нет шампанского!

– Сейчас все будет, детка! – пообещал ангел.

В то же мгновение компания каких-то сильно подвыпивших соотечественников окружила Фиму. Все наперебой начали интересоваться, почему она бродит одна, ужасаться, что она в одном тонком платье в такой холод, накидывать ей на плечи какую-то куртку, наливать ей в одноразовый стаканчик коньяка, чтобы она согрелась, и заставлять выпить.

– Ну, извини, – пожал плечами ангел, – с шампанским не получилось.

Когда Фима встречала Новый год во второй раз, кто-то из русских изображал бой курантов, все чокнулись одноразовыми стаканчиками, выпили залпом коньяк и закричали в пьяной эйфории: «С новым счастьем!». А ошалевшая от коньяка и восторга Фима орала:

– Вася, я люблю тебя! Я люблю тебя!

– Больная. – Подумали соотечественники.

– Больная. – Сказал ангел и заулыбался безмятежно и радостно.

Проснулась Фима в своей постели в своем фиолетовом платье, изрядно помятом. В окно лился дневной пасмурный свет, рядом на кровати, свернувшись клубочком, спал ангел.

– Это самый лучший Новый год в моей жизни, и самое приятное пробуждение, спасибо, ангел. – Прошептала Фима, перевернулась на другой бок и снова уснула.

– А улица эта называется Истиклаль, кажется. – Во сне пробормотал ангел, – хотя Бог их разберет, эти турецкие названия.

11