Ночные смены

— Это еще не все. На другом самолете меня все же доставили в тыловой госпиталь, куда-то под Ташкент. Жара стояла там градусов сорок. И у меня температура — сорок. И к этому времени вдобавок началось общее заражение крови. Тут уж я окончательно подумал: все, пришел конец. Вернее, не подумал даже. Какие тут думы, когда весь горю, тошнит и жить не хочется. Просто, чувствую, помираю… Скорей бы уж, думаю!

В комнате снова послышался вздох Валентины Михайловны.

— Ну и как потом? — спросила Галина.

— А потом пришел врач, занятный такой толстячок, и говорит мне и моему соседу, который был точно в таком же состоянии, как я. Приказываю, сказал он, каждому из вас выпивать по бутылке водки в день. Сможете — будете жить, не сможете — никакие лекарства вам не помогут. И ушел. Поставил на наши тумбочки две бутылки и ушел.

— И ты выпивал? — спросил Алексей.

— Представь себе, несмотря на пекло, духоту и собственную температуру. Каждый день выпивал по бутылке. А сосед мой не смог. Так он и умер, а я, как видишь…

— Да, действительно, родились вы в рубашке, — сказала Галина. — А тех ваших товарищей жаль.

— Не просто жаль. Все думаю: неужели ничего я не мог тогда сделать для них? И как ни думаю, получается, что не мог. Единственное — не прибегать бы мне к хитрости, а объявиться, чтобы и меня уложила пуля на том месте.

— Она и так тебя уложила, в той же степи, — сказал Алексей.

— Да… — проговорил Владимир. — Вот вам кусочек войны, и не такой уж блистательный.

— И все-таки за что вас наградили орденом? — снова спросила Валентина Михайловна.

— Орденом? Это было раньше. За переправу, наведенную под огнем. Тогда вот тоже повезло. Не могло меня не убить, а вот — сижу с вами. Сейчас, если и захочешь, не вспомнишь всю эту кутерьму. Одно отчетливо стоит перед глазами: небо, синее небо и кучевые облака на нем. Я его увидел после, когда кончили работу. До этого как будто и не было никакого неба над головой. Все, кто уцелел, разбежались вдоль берега, зарылись с головой в песок на дне распадков. Их там оказалось множество. Кустарнички и овражки. Как в колыбели лежишь и на небо смотришь. Сначала, помню, смотрел на него, как на чудо. Ведь — небо перед глазами, огромное, высокое, живое небо. И ты его видишь. Это кажется неправдоподобным после всего того, что творилось там, внизу, на реке, когда крепили понтоны. И вот в этом огромном небе завязался бой. Пока мы строили, только их бомбовозы зависали над нами. Наших — ни единого «ястребка». Запоздали, видно. А только мы кончили, прилетели родные с красными звездами. И началось! Как принялись они гоняться за фашистами, как стали по ним строчить!.. Ну, скажу я вам, вот тут-то и началась новая кутерьма. То они нас бомбили и стреляли по нам, а теперь их начали сбивать, да так дружно, так напористо. Ни за что не отступится наш «ястребок», пока в землю не вгонит фашиста.

— «Яки», наверное, — предположил Алексей.

— И «яки» и «миги». Такого воздушного боя я не видал ни разу. У них тоже истребители появились. И все же у наших упорства больше, да и машины, наверное, лучше. Того и гляди — заходят им в хвост или под брюхо выныривают. А один расстрелял, видно, все патроны и завис у «мессера» на хвосте. Идет за ним след в след, а не стреляет — нечем. Смотрю: еще приблизился, кажется, совсем между ними просвета нет. И вдруг — словно сковырнулся «мессер», клюнул вниз головой и заштопорил, да так быстро, что не поймешь, где у него что. А наш герой летит себе дальше, высоту набирает. Наверное, винтом зацепил слегка и не повредился.

Вот вам еще один эпизод войны, в котором, между прочим, боевой и трудовой подвиг как никогда ярко соединились. На плохих-то самолетах много не насбиваешь.

Владимир поднялся и, опираясь на палку, медленно прошел к этажерке. Там лежало несколько пачек папирос «Красная звезда». Он взял пачку, надорвал уголок, достал папиросу и закурил. Так же медленно, с пачкой в руке, вернулся к столу, положил папиросы перед Алексеем.

— Чего только не бывает на войне, — сказал Владимир. — В обыкновенной жизни и то жди всяких неожиданностей, а там… Вы куда? — обратился он к Насте, увидев, что она вышла из-за стола.

— Уже поздно. Большое спасибо за все.

— Не за что, — буркнул Владимир. — Если считаете, что поздно, значит, надо идти. Силой никого не держим, но и не прогоняем. Ты проводишь? — обратился он к Алексею. — Правильно, нечего девушкам в одиночестве шататься по ночам. Приходите в другой раз. Приятно было познакомиться, — сказал он Насте.

— И мне приятно. Обязательно приду.

Настя, мало говорившая за столом, на улице оживилась.

— Мне очень понравился твой брат. Он совсем не похож на тебя. Серьезный и в то же время внимательный. Сначала я боялась его, но потом поняла, что суровость его напускная.

— Это факт. Владимир всегда был серьезней и умней меня. Голова у него не чета моей.

— Ну, я бы тоже не сказала, что ты какой-нибудь заурядный. Правда, ты, наверное, еще и хитрый. А он — прямой. Или мне кажется?.. Ну, ладно, не серчай. Знаешь, что я тебе скажу! Идем ко мне. А?

— Как же к тебе, когда приехал брат?