Странно было слышать эти слова из уст холеной, уверенной в себе тигрицы. Андрей изобразил на лице сочувствие и был вознагражден рассказом о «банде Обрезковых». Старший брат, Юрий, покинул школу три года назад, поступив в Суворовское училище. Но до этого успел попортить нервы всем педагогам, не говоря уже о директоре. Не проходило ни одного дня без того, чтобы старший Обрезков не придумал какую-нибудь новую каверзу на потеху одноклассникам и на горе учителям. Хорошо разбираясь в точных и естественных науках, он использовал свои знания на полную катушку. Например, благодаря его техническому гению и простейшему электромоторчику из детского конструктора, скелеты в кабинете биологии оживали и впечатляюще трясли костями, настолько впечатляюще, что учительницу биологии однажды прямо с урока пришлось отправить в больницу с глубоким нервным расстройством. Указки в руках учителей в самое неподходящее время взрывались, предметы на учительских столах проявляли свойства телекинеза, чучела животных, служившие наглядными пособиями, рычали и шипели, когда к ним подходили, а однажды на большой перемене скульптурное изображение молодого Ломоносова, стоявшее в главной рекреации школы, вдруг зашевелилось, откашлялось, отбросило книжку, которую до этого читало, почесало лаптем о лапоть, соскочило со своего постамента и отправилось в туалет для мальчиков, где и исчезло бесследно. Самое страшное началось тогда, когда Юрий Обрезков стал посещать секцию пейнтбола, открывшуюся в новом военно-патриотическом клубе при районном обществе «Ветеран». Несмотря на строгий запрет директора он, а вслед за ним и многие мальчишки протаскивали в школу маркеры различных моделей — от пистолетов до автоматов — и устраивали нешуточные баталии на переменах. Во что превращались после этого стены и окружающая публика, не успевшая разбежаться по укрытиям, говорить излишне.
— Бороться с этим кошмаром было невозможно, — вздохнула Илона Олеговна и провела ладонью по лбу, словно пытаясь стряхнуть наваждение, вызванное воспоминаниями. — С родителями найти общий язык не удалось — мать Обрезковых работала на трех работах, кормила семью, отец с утра до ночи находился в невменяемом состоянии. К усмирению этого негодяя пытались привлечь комиссию по делам несовершеннолетних. Но теперь она занимается лишь злостными малолетними правонарушителями. А деяния Обрезкова члены комиссии почему-то квалифицировали как детскую шалость. Это притом, что после его фокусов нам пришлось заново ремонтировать школу! А на предупреждения о том, что его в конце концов исключат из школы, он только смеялся и наизусть цитировал конституционные статьи и статьи из декларации о правах ребенка. Представляете?
— Да, — сочувственно проговорил Мелешко, едва сдерживая смех и воображая, как оживают скелеты в кабинете биологии. — Трудно вам пришлось.
— Мне и сейчас трудно, — заметила Майская. — В школе остались его младшие братья. Они не такие изобретательные, как старший, но проблем хватает. Пришлось даже нанять дополнительную охрану. Не от внешних напастей защищать, а от внутренних.
— Я вас понимаю, — сказал Андрей. — Но что кроме факта участия мальчика в пейнтбольной секции убедило вас в причастности братьев Обрезковых к преступлению?
— Это просто, — Илона Олеговна махнула рукой. — Во-первых, Михаил и Алексей в момент совершения преступления находились вне стен школы. Якобы на уроке физкультуры, но это чушь! Во-вторых, в тот злополучный день старший, Юрий, несмотря на будни, находился в увольнении или самоволке. Вот это мне доподлинно известно. Его видели утром возле их дома. И кроме того, у всех троих, конечно, есть мотив. Они меня, по понятным причинам, ненавидят. Ну и наконец, другие дети просто на это не способны.
— Серьезные аргументы, — кивнул Мелешко. — А за что братья Обрезковы вас ненавидят?
Тигрица на секунду опешила. Она уставилась на майора с недоумением, словно не поняла вопроса.
— За что? За что?.. — повторила она. — За то, что я пытаюсь их воспитывать, конечно!
— Вряд ли это может послужить причиной ненависти, — не согласился Андрей. — Все взрослые воспитывают детей. Некоторые дети потом за это благодарны взрослым.
— Может быть, потом Обрезковы тоже уразумеют, что я хотела им только добра! — воскликнула Майская. — Но сейчас они от этого далеки.
— Я понял вас, — вздохнул Андрей, хотя понял далеко не все. — Тогда, если позволите, последний вопрос. Вы говорили о препятствиях, мешающих вывести этих малолетних преступников на чистую воду…
— Да-да, я помню, — лицо директрисы вдруг потемнело. — По непонятной причине несколько ранее уважаемых мною людей встали на их защиту. Организовали им алиби.
— О! — воскликнул Андрей и не нашелся, что добавить более.