Это было невыносимо: если он и был виновен, то и они тоже, и даже больше, чем он, с их слившимися воедино голосами, напевавшими жуткий, скрежещущий мотив, гнусные позывные, призванные свести его с ума.
Злобные лица окружили его со всех сторон, и на каждом ясно читалось негодование, осуждение и обвинение.
– Убирайтесь, убирайтесь! – закричал он. – Занимайтесь собой, а не мной! Подумайте, сколько зла вы причинили миру, приставая к людям, как пиявки. Кровососы, все вы! – Он грохнул кулаком по хрупкому прибору, и призрачные визитеры рассеялись вместе с его сознанием. Когда наутро его нашли, его рука по-прежнему лежала на разбитом радиоприемнике.
Миссис Г. Г.[161]
Как большинство светских людей, связанных многочисленными обязательствами, Льюис Констант пользовался ежедневником. Сам по себе Льюис был человеком не то чтобы безответственным, но довольно рассеянным, из-за чего то и дело допускал непростительные оплошности.
Примером тому мог служить сам ежедневник. Льюис честно записывал свои «назначения», как он выспренно именовал запланированные визиты, а потом забывал свериться с записями, и все намеченные «назначения» напрочь вылетали у него из головы. Приходилось писать длинные письма с пространными извинениями, на которые его адресаты отвечали короткими вежливыми записками, демонстрируя понимание и великодушие.
Но так не могло продолжаться вечно. Как сказал ему один прямодушный приятель: «Мы с таким-то и таким-то понимаем, что у тебя сложности с выполнением договоренностей. Но у тебя наверняка есть ежедневник, как у любого нормального человека, и вовсе не трудно записать в нем: „Обед у X“ или „Ужин у Y“. В конце концов, когда ты сам приглашаешь нас на обед или ужин (что, кстати, бывает нечасто), мы всегда с радостью принимаем твое приглашение и не просто приходим, а приходим вовремя. Ты уже человек в возрасте. Друзья не будут вечно ждать перед запертой дверью, за которой нет не только обещанного обеда, но и самого хозяина дома».
Этот упрек Льюис принял близко к сердцу. Да, он был искренне благодарен друзьям за то, что они так долго прощали ему его слабости. Но теперь, перед лицом близящейся старости, Льюис осознал, что ему почти нечего отдавать. Собственно, он всегда больше брал, чем давал.
Он ненавидел свой ежедневник: эта книжка была как безмолвный тюремщик, связавший его по рукам и ногам и принуждавший делать то, к чему у него не было ни склонности, ни охоты. Льюис рассеянно пролистал свои записи: «Ужин у Дэниса, 14 июля». Он не явился на тот ужин, хотя извинился, и Дэнис, что не удивительно, больше его не приглашал.
Время поджимало. Денис и все остальные, младше его лет на десять, наверняка не будут ждать: ни приглашения на обед, который заведомо не состоится, ни гостя, который заведомо не придет. Льюис снова взял в руки ненавистную книжку. Ему не то чтобы очень хотелось все это читать, но записи сами бросались в глаза. Несостоявшиеся визиты, пропущенные встречи, обязательства и обещания – не только не выполненные, но даже не сглаженные извинениями. Его охватила паника. Как он умудрился так низко пасть?
Он опять взял блокнот, с отвращением глядя на записи, сделанные не под теми датами, записи подтвержденные и зачеркнутые. Что, где, зачем? Неужели он никогда не давал другу твердого обещания непременно быть у него – заранее готовя пути к отступлению на случай, если внезапно возникнут другие, более интересные планы? Он очень надеялся, что это не так, но торопливые записи, многочисленные зачеркивания и строчки, налезающие друг на друга, чтобы вместились еще и другие мероприятия, отметали все надежды.
Льюис листал мятые испачканные страницы: когда-то большинство написанных на них имен кое-что для него значили, даже если были зачеркнуты – потом, может быть через энное количество страниц, они вновь появлялись в его ежедневнике, возвращенные из небытия в сферу его ненадежного гостеприимства.
Но погодите, что это за запись? «Среда, 26: ужин с миссис Г.Г.». Он не помнил, ни кто такая миссис Г.Г., ни когда была договоренность об ужине, и уж точно не помнил ее адреса. Тем не менее его предупредили – предупредили, – что если он хочет и дальше вращаться в обществе, ему не следует пренебрегать встречей с миссис Г.Г., кем бы она ни была.
Это она пригласила его на ужин? Или он пригласил ее к себе? «Миссис Г.Г. – среда». Какая среда? В году так много сред… Двадцать шестое какого месяца, когда, где? И кто вообще эта миссис Г.Г.?
Конечно, есть способы отменить встречу: можно сказаться больным, можно «честно» признаться, что он забыл про приглашение, или ему пришлось срочно уехать к тяжело заболевшему другу, – и еще множество оправданий. Ему не составит труда написать ей письмо и рассыпаться в извинениях – знать бы еще ее адрес!
Г. Г. Это ее настоящие инициалы? Или какой-то шифр? Или, может быть, прозвище? Грозная госпожа? Грациозная гордячка? Откуда ему это знать, если он напрочь ее не помнит? Остается одно: каждую среду быть готовым к ее приходу, если она все-таки соберется явиться к нему с визитом.