Ночные тайны

— Лизель, это Георг. Я еще в офисе, но у меня сейчас есть свободная минута. Я бы с удовольствием заехал сегодня. Ты как?

Лизель ответила не сразу. Казалось, она привыкала к его необычно тихому и мягкому голосу.

— Ему не лучше?

— Нет, Лизель, ему не лучше, только давай поговорим об этом дома.

— Я приготовила ему суп, думала, он все-таки придет.

Хойкен промолчал. Он продолжал сидеть с закрытыми глазами. Эта фраза про суп была самой тягостной из тех, которые он услышал за сегодняшний день. Почему Лизель сказала это? Неужели она не поняла, что натворила этими словами?

— Я думала, он все-таки придет, — повторила женщина, словно подумала, что он ее не понял.

Хойкен ухватился за стеклянную крышку стола и спросил медленно, словно разговаривал с очень маленьким ребенком:

— Какой суп, Лизель?

— Овощной суп. По понедельникам, приезжая из отеля, на обед он ел овощной суп.

— И где он сейчас стоит?

— Он все еще стоит на плите.

— Лизель? А как давно он стоит на плите?

— Честно говоря, Георг, точно не помню. Вот досада, а ведь я должна была бы точно знать!

— Нет, Лизель, это не важно. Я просто хотел бы знать, съедобный ли он. Я голоден, Лизель.

— Так приходи, Георг.

— Хорошо, Лизель, через полчаса я буду у тебя, и мы съедим по тарелке супа, идет?

— Да, Георг, конечно.

Он отпустил стеклянную крышку, обронил: «До скорого, Лизель», потом провел рукой по убранному столу и подровнял пачку писем, из которой не просмотрел ни одного.

Как давно он не был в родном доме? Во всяком случае, после смерти матери — ни разу. Все, что происходило в этом доме после ее смерти, оставалось для Георга тайной. Он встал и какое-то время стоял, глядя на поверхность стола. На протяжении всех лет, которые Георг провел за этим столом, он не мог отделаться от ощущения, что его работа была просто игрой. Все, что он здесь делает, казалось ему нереальным, словно по-настоящему не касалось его, и все это точно так же мог выполнять кто-нибудь другой. «Основное различие между старшим поколением и нами, — думал Хойкен, — заключается в том, что старики никогда не чувствуют себя лишними, они абсолютно уверены, что все зависит только от них. Эта уверенность в собственной значимости вызвана тем, что они пережили войну и до сих пор молча радуются этому великому событию».

Он надел плащ и вышел в приемную. То, что произошло сегодня в этой комнате, было самым непонятным изо всех событий прошедшего дня.

— Я еду в Мариенбург, — Хойкен посмотрел на Джоанну, чувствуя, что должен сказать что-то еще. Они смотрели друг на друга, стараясь понять, что же случилось. Георгу очень хотелось произнести что-то такое, что отвечало бы моменту, однако он оставался в роли шефа и соблюдал дистанцию между собой и своей секретаршей.

Они смотрели друг на друга как-то уж слишком долго, пытаясь удержаться в этом напряженном состоянии, потому что не знали, как вести себя дальше. И вдруг Джоанна улыбнулась, словно хотела отпустить его, чтобы после иметь возможность снова вернуться к этим мгновениям. Георг улыбнулся в ответ, но как-то сдержанно. В тот миг он казался себе таким неуклюжим, неповоротливым, ему хотелось разрядить напряженную обстановку шуткой или ироническим замечанием.

Выйдя на улицу, он почувствовал, что этот зрительный контакт успокоил его и сделал более уверенным. Возможно, как раз в его возрасте и возникают такие связи. Во всяком случае, у него все будет не так, как у Ханггартнера, который, кажется, не верит в то, что встречи подобного рода нужно развивать постепенно, чтобы они были прекрасными. Для развития любовных отношений нет ничего хуже юношеской паники или похотливого влечения. Ханггартнер всегда стремился быстро добиваться своей цели, и эта цель всегда должна была быть новой. Он, как бродяга, таскался от одного книжного магазина к другому и везде оставлял последствия своих коротких экстатических вспышек. «Следовало бы выпустить карту Германии с указаниями всех его побед, — подумал Хойкен, — это была бы превосходная реклама. Пестрая карта, сплошь усеянная мелкими точками эротических опытов Ханггартнера, и сверху жирным шрифтом: «Страстные влечения Вильгельма Ханггартнера. Этапы и причины».

«Когда нам больше ничего не приходит в голову, мы устраиваем выставку, — продолжал говорить себе Хойкен, входя в стеклянный лифт, — потом рассказываем истории своих побед над женщинами, приносим маленькие фотографии отелей и марочные вина. После этого начинается грандиозный и откровенный обмен мнениями». Таким образом, выставка в очередной раз представила бы Ханггартнера в совершенно новом свете и послужила бы блестящей рекламной акцией.