Ночные тени

Мельхиор пристально рассмотрел каждого из присутствующих. Его внимание привлекла одна из женщин. Она стояла у самого правого края группового снимка, несколько отстраненно глядя на остальных и на гроб. При взгляде на нее он почувствовал ее скорбь, увидел горькую складку ее накрашенных губ, хотя глаза ее не были заплаканными. Раньше Мельхиор не разглядывал эту женщину так пристально. Теперь он вдруг вспомнил, что при первом просмотре фотографий ему пояснили: на снимке запечатлена пациентка убитой. Поскольку это была женщина, ее не включили тогда в круг подозреваемых. Но теперь словно что-то подтолкнуло Мельхиора, ему вспомнились слова из заключения судмедэкспертизы об ударах ножом, нанесенных сверху вниз. И тут ему бросился в глаза рост женщины. Дама в черном была выше почти всех стоящих рядом.

Мельхиор взял лупу из ящика письменного стола. Отбросив эмоции, он сосредоточился на фигуре и лице женщины. Высокий рост, резкие черты лица и, как ему показалось, довольно тяжелая челюсть.

В понедельник Мельхиор попросил достать ему медицинскую карту пациентки. Преимущественно рукописные записи было трудно расшифровать, но вскоре все-таки стало ясно, что между пациенткой и специалисткой по психоанализу складывались трудные отношения. Женщина была недовольна своей гендерной трансформацией, она продолжала чувствовать себя мужчиной. Так же воспринимала ее и женщина-доктор, от которой пациентка надеялась получить помощь. Она грозила самоубийством, донимала врача упреками за то, что ее страдания из-за неудачной смены пола не прекращались.

Когда полиция арестовала пациентку, жившую неподалеку, та, не удивившись, молча позволила одеть на себя наручники и увести. Мельхиор тоже не удивился, когда ему сообщили, что ее ДНК совпадает с образцом, найденным на месте преступления.

Магазин «Gaito Luxury Goods», Цюрих.

Друзья-коллеги

Живая изгородь отделяла участок от главной улицы жилого квартала. С приобретением виллы на Цюрихберге ему повезло, но после этого фортуна отвернулась от него. С тяжелой сумкой, оттягивающей правую руку, Йодок спешил к стоящему у края тротуара велосипеду «веспа». Элитное место жительства кое-что переменило в нем, но не все. Длинные кудри и борода исчезли, однако от альтернативного вида городского транспорта он отказываться не собирался.

Йодок закрепил сумку на багажнике резиновой лентой, и тут к нему подошел грузный мужчина в костюме в тонкую полоску. Он помахивал пистолетом, ствол которого оставался при этом нацеленным на явно обозначившийся живот Йодока. Давал о себе знать буржуазный образ жизни. Пистолет был атрибутом иного образа жизни.

Неделю назад полиции крупно повезло со случайной находкой. Под родительской кроватью юного наркокурьера обнаружили полмиллиона франков наличными. Парень должен был по поручению Йодока, который задолжал поставщикам, доставить деньги поездом в Милан. Срок платежа давно истек. Полиция не известила публику о находке. Она надеялась, что наркоторговцы обнаружат себя при попытке вернуть деньги.

– Если за двое суток деньги не будут возвращены, ты – покойник. – Здоровяк сказал это по-итальянски, но Йодок сразу понял бы его на любом языке.

Журналисты еще ничего не знали об изъятых деньгах, здоровяк в двубортном костюме, судя по всему, тоже. Зато Йодок знал, что никакие объяснения тут не помогут. Два года назад они нашпиговали свинцом его брата, хотя тот задолжал выплату всего за два месяца. Он тогда выручил брата, но с тех пор Пьер сидит в инвалидной коляске.

– Все понял, – сказал он, оседлал, не обращая внимания на пистолет, свою «веспу» и уехал.

В офисе он сначала плеснул себе виски. Поглядел на парк, на покрытую зеленой патиной статую Песталоцци, но тот был занят своими мыслями. В банке на просьбу о кредите ответят лишь усталой улыбкой. О полумиллионе не может быть и речи. Ты давно живешь на арендную плату от жильцов, когда же наконец начнешь отдавать проценты за ипотеку? В банк он решил не ходить.

Назначенный визит к парикмахеру отменять не стоило, денег от этого не прибавится. Он отправился пешком в старую часть города, в «деревню». Сел в потертое единственное кресло, которое бессменно простояло здесь лет тридцать, уставился на потертый, выцветший плакат. На рекламном плакате красовалась ковбойша с большими сиськами. «Мне сейчас не молоко нужно, а нечто более существенное», – подумал он и безучастным голосом спросил:

– Фрэнки, ты не мог бы мне ненадолго вернуть все, что я оставил у тебя за тридцать лет?

То т отшутился:

– Все, что настригу сегодня, можешь получить сразу, остальное буду отсылать тебе ежедневно по почте.

На улице Йодок, миновав несколько домов, заглянул к старьевщику, которого выручил когда-то; теперь он жил с русской, а у нее, возможно, водились деньги.

В магазинчике царил полумрак, еще мрачнее была продававшаяся здесь одежда класса люкс: туфли на высоком каблуке и со стразами, модные «драные» джинсы. Но сам Доминико, каким он звался на витринной наклейке, в данное время находился в Милане, где закупал новую партию товара.