Ночные трамваи

Все как-то сплеталось, объединялось, но тут же и разваливалось. Она то думала о поездке к Кругловой, то о встрече с Трубицыным… Неожиданная мысль удивила ее: а ведь этот самый Владлен чем-то схож с Матвеем, она не могла точно определить это сходство, но они были явно людьми из «одного лагеря»… Если прикинуть внешний ряд поведения Матвея и Трубицына, то, конечно, сходство проявлялось легко: то же подчеркнутое спокойствие, сплетенное в единый поведенческий жгут, уверенность в своей правоте, весомость каждого слова, открытость и даже вроде бы бесстрашие, будто каждый из этих людей имел твердое убеждение, как надо жить и во имя чего… Да-да, все это было в Трубицыне, потому он так спокойно, словно самый рядовой житель города, шел с ракеткой от теннисного корта; легко, под взглядами любопытных, повел ее к своему особняку, будто все, что скажут о нем эти самые любопытные, его не трогало, так ведь обычно себя не ведут районные начальники, да и повыше, они любят строить из себя людей загадочных, всех держать в таинственном отдалении, а вот Трубицын… Да, конечно, между ним и Матвеем было нечто схожее. Но Светлана уж пережила свое восхищение Матвеем, поняла цену его независимости, и вовсе не история с Антоном отрезвила ее, просто пришло время, и постепенно стали обрисовываться истинные черты Матвея… Она уж пришла к пониманию этого человека, но боялась признаться себе, как всегда боятся признаться в собственной ошибке. Но Трубицын своей простецкой манерой теперь уж, после пережитого с Матвеем, не мог ее сбить с толку. Пожалуй, она бы занялась раскопками здесь, но… была комната, окрашенная в серый цвет, были ласковые руки Антона, его губы рядом: «Я сам еще не могу понять, что случилось?.. Зачем я им понадобился?.. В Трубицына я не верю. Тут я все прокрутил… Ну, был у нас спор: мол, стыдно руководителю крохоборничать, брать со всех подаяние. Но он ведь даже и не отрицал, что ему тащат, не отрицал, что и в область посылает. Мол, что поделаешь, — продовольственные трудности, надо поддерживать руководству друг друга. Да и расходы большие на всякие представительства… Нет, он это не скрывал от меня. Говорил: не им придумано, так уж ныне повелось повсеместно, а он от других отстать не может… Он, конечно, сволочь, но не такая, чтобы загнать меня в тюрягу. Да и зачем? Смысл?.. Боялся разоблачений? Чепуха! Таких разоблачений, о которых я говорю, ныне из мелкого начальства никто не боится. Вот если крупная игра… Конечно, я тут, в колонии, наслушался, как умеют прятать тех, кто шумит на всю округу, пишет в газеты, в Москву… Умеют прятать, целые системы для этого отработаны. Но я-то ведь не шумел. Не успел еще. Думал: вот построим дорогу, сделаем профилакторий, накормим рабочих, дадим им возможность отдыхать, тогда уж можно будет и в атаку идти. А то какая же атака, если ты еще никто. Может быть, Светланка, и неправильно рассуждал. Сейчас даже жалею. Все же попал бы сюда с твердым ощущением человека, пострадавшего за истину. А то… Нет, Трубицына я не подозреваю. Иной раз мне думается: надо искать причину моей беды не в каком-нибудь человеке, а в неком обстоятельстве… Но до этого я еще не добрался. Помоги мне».

«Помогу», — твердо пообещала она.

И вот сейчас она пытается сдержать свое обещание, но пока из этого ничего не выходит… Ну да, Антон отводит подозрения от людей, но ведь все-таки кому-то понадобилось упрятать его в колонию, и сделали это так чисто, что все уверены: Антон — взяточник. А вот сейчас убеждают и ее в этом. Отец ссылается на Зигмунда Яновича. Да, конечно, Лося она знала с детства. А не поехать ли к нему, не взглянуть на этого железного старика, ведь у него в руках все нити дела Антона? Ведь это неважно, что он отказал отцу; может быть, ей не сумеет отказать…

2

По стечении обстоятельств и Петр Петрович в это время думал о Зигмунде Яновиче, и если для Светланы нынешний прокурор области был человеком, облаченным особой властью, в руках которого могла находиться судьба Антона, то для Петра Петровича этот самый Лось был частью его собственной жизни.

Это же надо было, чтобы в такой погожий день простыть, а может быть, хвороба держалась в нем раньше, еще когда шли дожди, а вот съездил в Синельник со Светланой и наутро проснулся как палками побитый, и нос раздуло, стали ныть ноги, — черт знает что происходит в человеческом организме. Ноги он обморозил более чем сорок лет назад, а только после шестидесяти вспомнил об этом. Однако же при простудах он никакого другого лечения, чем баня, не признавал, потому на задворках и сохранил бревенчатую избенку, низкую, с полком, — сколько она там стоит, уж и не сосчитаешь, еще отец Найдина в ней парился. Правда, каменку перекладывали, чтобы сделать вытяжку, а то прежде баня топилась по-черному и от дыма можно было угореть. Наверное, больше ни у кого в Третьякове такой бани не осталось, у всех ванны, да и у Найдина в доме она была, но баня нужна для лечения, туда Петр Петрович и водопровод провел.