Ночные туманы

Стоило зайти в любые ворота — и вы попадали во двор, окруженный галерейками, заросшими листьями винограда и хмеля. Повсюду стояли кадки с цветущими олеандрами и пальмами, привезенными с кавказского побережья. На Приморском бульваре играл в раковине оркестр. На стене театра висели афиши, обещающие «Конец Криворыльска» и «Гамлета». Возле стеклянной будки люди весело пили вино. По улицам бегали маленькие южные трамвайчики без окон и стен. Кондукторы, передвигаясь по окружавшим вагончик ступенькам, продавали билеты.

— Хорошо, братцы! — потянул Сева веей грудью воздух юга и Черноморья.

— Что может быть лучше, мой дорогой? — подтвердил Васо. — Предлагаю план действий. Прежде всего пойдем взглянуть на свои катерки.

— Пошли!

Торпедные катера стояли в положенном месте, как большие заснувшие птицы. Стакан Стаканыч вперевалку шел к нам навстречу.

— Ба-а! Да никак наши?

Мы крепко обнялись.

Старик огорчился, что мы назначены на линкор. Но мы ему пообещали, что будем добиваться скорейшего перевода.

— А у нас все новый народ, — сообщил нам Стакан Стаканыч. — Из комсомольского племени. Ребята исправные, хотя и есть среди них баламуты. А вы слыхали, — спросил он вдруг, — что в Николаеве на заводе строят новые катера?

Нет, этого мы не слыхали.

— Слухами земля полнится, — подмигнул боцман. — Может, и послужить на них нам придется. Может, и покомандуете ими. Доверят вам? Полагаю доверят. Ишь, какие вы выросли молодцы!

Мы побывали и у Вахрамеева в Политуправлении.

Он искренне нам обрадовался, усадил, расспросил и сказал, что пока нам не вредно послужить и на больших кораблях, а там, глядишь, и возможность представится…

— Да чего там скрывать от вас, хлопцы, строим новые катера! Вас-то я не забуду! — сказал он, прощаясь.

Но только через несколько лет мы были назначены командирами новых, только что отстроенных катеров.

Командовал отрядом Алексей Николаевич Алехин.

Я снова встретился с бывшим своим командиром. Он раздался в плечах, под кителем наслоилось брюшко, в густых волосах поблескивала частая седина, но по-прежнему он был подтянут и выглядел молодцом.

— Приветствую комсомольскую гвардию, — сказал он. — Убежден, что сработаемся. Народ вы, я знаю, боевой. С краснофлотцами, надеюсь, найдете общий язык?

Я помогу вам…

— Вот теперь, став командиром катера, я хорошо понял, что значит жить не для себя одного, — говорил Сева, придя домой после насыщенного, тяжелого дня. — У каждого свои радости и заботы. И у каждого что-нибудь случается с мамой или папой, с сестренкой или девчонкой, и он куксится, а я должен вдохнуть в него бодрость.

Люблю их, чертей полосатых! И хорошо знаю, что, будь они в чувствах раскисших, я смогу провалить операцию.

А мы не для себя в море выходим. Нужно, чтобы отряд был к боям подготовлен, чтобы флот поражений не знал.

А флот наш на том и стоит, чтобы люди могли жить спокойно.

Я иду из дому утречком. Город просыпается, и все тонет в легчайшей дымке; люди спешат на работу. И все они спали спокойно. В окно стоит выглянуть — увидишь, тебя берегут корабли… Ну, в лирику вдаваться не стану.

Как-то однажды Сева спросил:

— А что, если нам попытаться перешибить нормы?

Будем ходить втрое дальше!.. И в любую погоду. Выжмем из катеров, что возможно и что невозможно. Горючего возьмем с собой втрое больше. Докажем, что и штормы не преграда. Ведь если на нас нападут в штормовую погоду, мы, что, у пирсов ждать будем, пока на нас посыплются бомбы?

— Ну уж сразу и бомбы!

— А что? Это раньше бывало: «Иду на вы, объявляю войну». Нынче бабахнут без дипломатии… И из старых корыт наш Алехин выжимал сверхвозможное, продолжал Сева. — А теперь катера у нас новенькие. Быстроходнее нет ни одного корабля. Авиации с нами трудно бороться: мы малы и стремительны. Моторы мощные, плавучесть отличная. Ты веришь в свой катер? Так и в краснофлотцев вдохни эту веру!

— А начальство?

— Что начальство?

— Транжирите, скажет, народные средства.

— Алехин с нами вполне солидарен. Вахрамеев поддержит. Не забыл же он, что был катерником!

И Сева первый вышел в шторм в море, хотя с кораблей и кричали: «Эй, держитесь за берег, утонете, чудаки!» Мы видели, как раскачивало на волнах его катер, знали, что за боковыми воротами команда промокнет с головы до ног, не спасут ни комбинезоны, ни шлемы.

Всеволод прокладывал путь в штормовое море, как летчик прокладывает путь в стратосферу. На пирс приходили сочувствующие:

— Зачем вы его отпустили? Как пить дать угробится Гущин.

Щемило сердце: вернется ли? не потерпит ли Сева аварии? Я себя спрашивал: а ты, ты вышел бы сегодня в море?

— Глядите, глядите-ка, возвращаются, и целехонькие! Ура-а!

Сева вернулся весь вымокший. Сдернул шлем:

— Ну что, братцы? Кто говорил, что не выдержим шторма? Плавучесть отличная, корпус выдержал, дай бог здоровья строителям, моторы прекрасные, люди — орлы.