Вчера был День авиации, а сегодня у нас - "день Ольги", как сказала Руфа. Вспоминаем о ней вслух и про себя.
- Санфирову я считал самой лучшей курсанткой в своей группе, - говорит Леша. - Летала она легко, непринужденно, как птица. В ней чувствовался природный дар к авиации.
В 1938 году, когда Оля начинала учиться летному мастерству в Батайской школе, Леонид уже несколько лет работал там инструктором.
- Многим в полку Леля казалась слишком уж требовательной, может, даже придирчивой, - говорит Руфа. - Но это потому, что она любила порядок во всем - в полетах, во внешнем виде и даже в мыслях. В обращении со своими подчиненными была всегда ровной, вежливой и внимательной. Я не помню, чтобы она накричала на кого-либо, позволила грубость.
Руфа помолчала, как бы перебирая в памяти все случаи, подтверждающие правильность ее слов. Потом, натолкнувшись, очевидно, на какой-то необычный эпизод, улыбнулась и продолжала:
- Правда, один раз она меня здорово отругала.
- Неужели? Непохоже на Ольгу.
- Случилось однажды... Мы летали на Новороссийск, - начала рассказывать Руфа. - И вот в одном полете у нас зависла на правом крыле кассета с зажигательными ампулами. Как мы ни крутились, как я ни дергала за рычажки кассета не срывалась. Тогда я решила вылезть на крыло и руками попытаться вытолкнуть ее. "Не смей!" - сказала Ольга. Но я не послушалась, вылезла. Ведь при посадке кассета могла сорваться и тогда самолет загорелся бы. Леле ничего не оставалось делать, как держать самолет в строго горизонтальном полете. Я подползла к передней кромке крыла, одной рукой ухватилась за расчалку, а другой стала толкать кассету. Она никак не поддавалась, сидела в замке намертво. Устала я, руки онемели. Поняла, что не сбросить мне ее. Нужно перебираться в кабину. А сил нет. Леля видела, что я выдохлась, вот-вот соскользну с плоскости, и начала уговаривать ласково-ласково: "Руфочка, милая, подтянись немного". Я кое-как добралась до ее кабины и повисла - не могу дальше. "Ну, ну, дорогая, еще чуть-чуть", - опять уговаривает Леля. В общем, докарабкалась я до своей кабины, перевалилась на сиденье. И вот тут-то Леля обрушилась на меня. "Бестолковая! Сумасшедшая! Ненормальная! - посыпались на меня ругательства. - Ты же могла упасть! Как бы мне тогда объяснять, почему я без штурмана вернулась?" Она не остыла даже после благополучной посадки. Пошла и доложила обо всем командиру полка. Бершанская пригрозила мне: "Еще раз такое повторится - отстраню от полетов". Я больше никогда не вылезала над целью.
- А что же с кассетой-то случилось? Почему она не сбросилась?
- Ушко погнулось. Вооруженцы молотком выколачивали кассету из замка.
В десять утра мы уже забрали документы у администратора гостиницы и направились в городской парк. По дороге купили большие красивые букеты. В Гродно очень много цветов. Кабина машины наполнилась чудесным свежим запахом. Руфа в задумчивости глядела на пышные розы, на которых блестели капельки росы. "Леля очень любила розы", - сказала она мне сегодня.
В центре большого тенистого парка стоит высокий светлый обелиск. На нем написаны сорок три фамилии. "Капитан Санфирова О. А." - нашли мы в одной колонке. Бережно раскладываем цветы под фамилией подруги.
Руфа, припав на одно колено, держит в руках розы и почему-то медлит их класть. Она делает вид, будто вдыхает аромат. А на лепестки к холодным росинкам падают горячие слезы...
Почему, когда человек плачет, его стараются уговорить:
"Не надо"? Человеку надо, необходимо иногда излить в слезах свои чувства. И я буду отговаривать. Плачь, Руфа, плачь открыто - ведь ты впервые стоишь у могилы своей летчицы. Двадцать лет ты носила в себе эти слезы. И не надо теперь их стыдиться. Кто же осудит человека за то, что он плачет у могилы погибшего друга?
...Уже при выходе из парка Руфина предложила:
- Нужно заехать в горсовет, попросить, чтобы на памятнике было написано не просто "капитан Санфирова", а "Герой Советского Союза гвардии капитан Санфирова".
В горисполкоме к нашей просьбе отнеслись внимательно. Председатель Иван Иванович Ушацкий пообещал, что в самое ближайшее время надпись будет дополнена. Затем нам любезно предложили посетить Гродненский государственный историко-археологический музей. Заверили, что там есть много интересного. Имеется кое-что и о нашем полку.
- Следует посмотреть, - решили мы. Работник горисполкома Чупров Степан Иванович охотно взял на себя труд сопровождающего.
- Я ведь тоже бывший фронтовик, - сказал он по дороге. - Воевал под Сталинградом. Прошлый год был там на торжествах по случаю 20-летия разгрома фашистских войск на Волге.
- А мы в этом году побывали там. Везем в себе глубокие впечатления. Особенно от Мамаева кургана.
- Да... Курган - святое место для волгоградцев. В музее нас встретили, как почетных гостей. Экскурсовод Ядвига Францевна - приятная женщина, влюбленная в свою профессию, - провела нас "галопом по музею", как она сказала, потому что мы не располагали большим временем.