Ночные ведьмы

— А как подтверждалось ваше бомбометание? — хитро улыбаясь, спрашивают ребята. — Ведь у вас на самолетах не было фотоаппаратов. Ночью-то можно куда угодно швырнуть бомбы.

Такого рода вопросы нам задавали уже не раз, и не дети, а взрослые люди. Объяснение же здесь довольно простое. Наши экипажи вылетали один за другим с интервалом обычно в три-четыре минуты. Подходя к цели, мы со штурманом уже видели чьи-то разрывы. При докладе сообщалось точное время как своего бомбометания, так и наблюдаемого нами взрыва. Идущий за нами самолет также фиксировал наш удар. Начальнику штаба оставалось только сравнивать эти минуты и проставлять соответствующие фамилии.

— В летной книжке это выглядело так. Вот смотрите:

«Бомбили дорогу Белыничи — Погост. Наблюдался один сильный взрыв и пожар. Подтверждает Себрова». Дальше: «Разрывы подтверждает Макарова», «Взрыв подтверждает Дудина», «Подтверждает Серебрякова», «Подтверждает Юшина»… Так что, дорогие мои, тут не швырнешь куда попало. Кстати, ночью взрывы виднее, чем днем, и, куда бы ты ни бросил бомбы, вспышку обязательно кто-то зафиксирует. Главным же контролером в нашей боевой работе — и самым строгим — была собственная совесть. Кажется, убедила. Вопросов больше нет. Мальчишки интересуются маршрутом нашего пути.

— Сегодня заночуем в Минске, у дяди Вани, — отвечаем. — Завтра побываем в Мире, Новосадах, Новоельне и, пожалуй, доедем до Гродно. А там…

— А там и Брест недалеко, — замечают они будто мимоходом.

Но мы знаем, что Брест для них — основная цель путешествия. Что ж, посмотрим, как получится со временем. Нужно бы, конечно, побывать в крепости. Прочесть книгу — хорошо, а посмотреть своими глазами — еще лучше. Тем более юношам.

Въезжаем в город Борисов. Нельзя не остановиться у танка-памятника, поднятого на высокий гранитный пьедестал.

«Экипажу танка

Героям Советского Союза гв. лейтенанту Раку,

гв. ст. сержанту А. А. Петряеву и гв. сержанту А. И. Данилову,

погибшим в боях с немецко-фашистскими захватчиками 30 июня 1944 года при освобождении г. Борисова».

Борисовцы высоко чтут память погибших героев-освободителей, золотом пишут их имена. Мне пришла на память одна мысль, высказанная Женей Рудневой (кажется, в связи с гибелью наших подруг в Пашковской): «Кончится война, и над их могилами люди поставят красивый мраморный памятник. Это будет стройная девушка с задорно закинутой назад головой. А кругом — много цветов. И матери скажут своим детям: здесь похоронены летчицы. Они погибли, защищая нашу землю от врага»…

Слушая и читая рассказы о погибших Героях Отечественной войны, часто приходится встречаться с такими, ставшими уже штампом, словами: «Он был простой советский человек».

Совсем они были не «простые» (это слово от частого приложения к понятию «человек» воспринимается порою как «примитивный» или «простак»). Каждый по-своему был сложным в своей неповторимой индивидуальности. Задача искусства — будь то живопись, кино, поэзия — умело воплотить такие яркие образы. Но это, наверно, не легко. Ибо, по словам известного художника Нестерова, «искусство — это подвиг». А на подвиг не каждый способен.

Я же мечтаю пока о малом — чтобы люди знали хотя бы конкретные имена погибших моих однополчанок.

…Богата белорусская земля памятниками войны. Вот и опять, перед Минском, мы стоим у монументального гранитного обелиска. Высоко взметнулась в небо светлая пирамида с пятиконечной звездой вверху. У подножия лежат свежие цветы: пунцовые розы, нежные гладиолусы, скромные незабудки, полевые ромашки… Видно, не один человек принес их сюда.

Кому же воздвигнут памятник? Надпись сделана на белорусском языке. Леша переводит: «Тридцать тысяч лежит здесь в братских могилах. Это нельзя оплакать и нельзя забыть… Будьте бдительными, люди, объединяйте силы, чтобы впредь никто такое не мог повторить».

«Здесь похоронено тридцать тысяч советских военнопленных, партизан и мирных граждан, расстрелянных и замученных немецко-фашистскими захватчиками в 1941–1943 гг.»

С трудом дочитал мне муж до конца. Я знаю, какая горькая мысль спазмой давит ему горло: «Может быть, и мой брат Тимофей лежит тут»…

Тридцать тысяч имен не уместить на мраморной доске. Но сама цифра — 30 000 — производит потрясающее впечатление.

Мы не единственные, кто остановился у обелиска. С шоссе свернули еще три «Волги». Потом одна иностранная машина. Вышли и забыли выключить радио. Доносятся звуки веселой песенки. А нужно бы:

И вот тогда поймете вы,
Хотят ли русские войны…

18 августа

— С праздником! — просунув голову в дверь комнатушки, где мы спали с Руфой, произнес Леша вместо обычного: «Подъем!»