Ночные видения

Быстро свернув за угол, Фрэнк видит прямо перед собой церковь Святого Петра, ту самую, рядом с которой он несколько дней назад встретил Саманту. У него не было цели приехать сюда, но он и не удивлен тем, что так получилось. Может, зайти? Мотор негромко урчит, а он смотрит на проступающие в темноте высокие шпили и тяжелые дубовые двери. Фрэнк не был в церкви почти пятнадцать лет.

После смерти Сюзанны церковь стала ему не нужна.

С затянутым на горле галстуком и в старых брюках, рассчитанных на другую талию, отец выглядел растерянным и чувствовал себя, наверное, неуютно. Уже утром, в половине двенадцатого, когда служба в кладбищенской часовне Святого Креста только началась, температура поднялась до восьмидесяти градусов по Фаренгейту.

Зеленые ухоженные холмики кладбища растянулись на несколько миль, и, куда бы ни смотрел Фрэнк, повсюду виднелись тысячи домов, окруженных заборами и рекламными щитами, опутанные телефонными проводами. Город, названный Городом Ангелов, разрастался. Безоблачное небо не сулило облегчения от зноя, и только прохладный ветерок остужал влажный от пота лоб. Фрэнк помнит, как с улыбкой встречал кузенов и кузин, которых никогда не знал, дядюшек и тетушек, которых успел позабыть, и друзей Сюзанны, большинство из которых видел впервые в жизни. Органист заиграл «Летнюю пору» Гершвина, но музыка звучала уныло-однотонно, как будто ноты рассеивались в сухом пыльном воздухе. Когда в часовне наконец все приготовили, мужчины и женщины из похоронной конторы взялись за дело, как билетеры на концерте: раздавали программки и гвоздики, сопровождали каждого приходящего к его месту, подсказывали мягкими голосами и поддерживали твердой рукой. Люди в костюмах. Улыбающиеся. Ободряющие. Сочувствующие. Смерть была их работой.

Скорбящие заполняли скамьи, а орган все так же уныло стонал о лете.

В отношении Гершвина разногласий не возникло. Это было самое легкое из решений того дня.

Когда Фрэнку было восемь, отец повез его и Сюзанну к берегу океана в районе к северу от Малибу-Бич. Они все устроились впереди. До океана оставалось уже недалеко, и Фрэнк, точно щенок, высунул голову из окна, подставив лицо обжигающе холодному ветру. Ветер пах солью. В тот момент когда они свернули с автострады, радио заиграло «Порги и Бесс» Гершвина. Отец хотел, чтобы они послушали повнимательнее, так что остаток пути проехали молча. Даже Сюзанна.

Ступив на скользкие камни, они долго смотрели в чистую, прозрачную воду. Когда накатывали волны, Сюзанна брала Фрэнка за руку. Белая пена исчезала, оставляя после себя актиний, крабов и фиолетовых морских звезд, но через несколько секунд к берегу прорывалась другая волна, и все снова исчезало под пенной шапкой.

Отец сидел в машине до конца оперы.

То, что опухоль злокачественная, врачи определили почти пять лет назад. Ей удалили левую грудь, а через некоторое время у нее выпали почти все волосы. Потом они отросли.

В отличие от Самсона, тогдашнего бой-френда Сюзанны, Фрэнк ни в чем не винил Бога. Самсон вообще ко всему относился серьезно и, подражая своему библейскому тезке, никогда не подстригал волосы выше плеч. Но это не помогло. Они встречались в спортзале, и однажды бедняга попытался поднакачаться штангой, но тоненькие, словно лапки кузнечика, руки Самсона смогли лишь оторвать железяку от пола. Когда Сюзанна умерла, он почувствовал себя преданным Богом, который не дал ему достаточно сил, чтобы защитить ее.

Таких сил не оказалось ни у кого.

Во время службы Самсон сидел рядом с Фрэнком, держа сжатые кулаки на коленях. Как и Фрэнк, он плакал.

Фрэнк кладет руки на руль. Избегая невидящего взгляда святого Петра, чья мраморная статуя стоит во дворе, он в последний раз смотрит на резную дверь и замечает сидящего в темном углу бездомного. Мужчина прикрывает плечи то ли одеялом, то ли спальным мешком. «Какое же холодное и неприветливое место — пустая церковь», — думает Фрэнк, и в салон снова врывается ночной воздух.

12 ОПАСНЫЕ ПЕРЕКРЕСТКИ

Пробуждение наступает внезапно, и она открывает глаза, не понимая, спала ли вообще.

— Почти семь часов, — сообщает доктор Клей.

Он вроде бы доволен, но при этом что-то в нем изменилось. Доктор похож на человека, обремененного тайной, доверить которую никому не может. Саманта ждет, не скажет ли он что-нибудь о Фиби. Может быть, и он потерял сон после случившегося? Может, бывают такие ночи, когда люди вообще не должны спать. Когда нужно думать о потерях и утратах, чтобы не забывать. Она чувствует себя виноватой из-за того, что спокойно спит после смерти Фиби.

Быстро попрощавшись, Саманта поспешно покидает клинику.