Ночные видения

– Не знаю, зачем я это делаю, – говорит она. – Никому из нас живым отсюда не выйти. Я слышу ее – Агату. Она приближается. – Кристи начинает плакать. – Я просто хотела сказать, что мне очень жаль Кармен. Я не могла ничего сделать, чтобы помочь Бену или Меган. Может быть, я не могла помочь и Кармен тоже, но мне очень жаль. – Она утирает глаза тыльной стороной ладони и говорит: – Джордж, если тебе посчастливится выбраться отсюда, из этой шахты, и ты когда-нибудь увидишь то, что я сейчас снимаю, будь ты проклят, кусок куриного дерьма!

В кадре – лицо Изабель Прайс.

– Ты так и не рассказала нам все, так ведь? – говорит Кристи. Профессор Прайс отрицательно качает головой. – Хочешь сказать что-нибудь сейчас? – Изабель снова качает головой. – Ты же знаешь, это все твоя вина. – Профессор кивает. – Оставим камеру здесь и будем надеяться, что кто-нибудь ее найдет. Это почти так же глупо, как и все остальное, но, слушай, что нам мешает? – Она ставит камеру и поворачивается, чтобы осветить ход, по которому им с профессором предстоит идти. – У нас еще есть фонарик. Постараемся растянуть заряд батареек насколько возможно. – Профессор Прайс устремляется по ходу, Кристи идет следом. Уже едва видимая в кадре Кристи останавливается и говорит: – Я слышу ее. Поторопись.

Обе женщины исчезают во мраке. Следующие три минуты на фоне хода, освещенного лампой камеры, идут титры. Когда они заканчиваются, свет этой лампы ослабевает. Слышно, как кто-то ступает босиком по камню. На экране крупным планом появляется лицо Агаты – лицо молодой женщины, лоб и щеки перепачканы кровью, глаза широко раскрыты. Изображение на экране мерцает. Вместо левого глаза у Агаты пустая глазница, левая щека ввалилась, губы слева оттянуты от остроконечных зубов. Изображение снова мерцает, слышится потрескивание, будто помехи в радиоприемнике, экран гаснет.

III

Очень хочется обсудить, все ли в фильме «Заблудившиеся во тьме» сделано верно, – это во мне говорит преподаватель. Возьмем, к примеру, начало. В нем зритель знакомится с существенными сведениями второго плана, при этом интрига сохраняется, а также с самой историей Агаты Мерривезер, за чем следует растянутая часть, посвященная привлекательности католической церкви и ее тайнам. (Если бы я хотел показаться истинным педантом, то заметил бы, что эта часть является одним из ребер еще большего зонтика, зонтика готики, под которым ищет убежища этот фильм.) Я бы указал, что фильм заставляет подозревать, что в рассказе об Агате остается еще что-то такое, что от зрителя и вообще от кого бы то ни было утаили. Одна только Изабель Прайс знает всю историю и умалчивает о ее части до самого конца. Делая Изабель моделью для портретов Агаты, обнаруженных в шахте съемочной группой (о визуальном сходстве между этими двумя женщинами, Агатой и Изабель, никто не упоминает), фильм вызывает у зрителя подозрение о существовании между ними какой-то связи, а также все усиливающееся впечатление, что герои фильма оказались в ситуации, которая гораздо хуже, чем кажется. (Создатели фильма нисколько не скрывают, а скорее, выпячивают то обстоятельство, что неясно, кто играет Плохую Агату. В титрах указано, что это Агата Мерривезер. Я принадлежу к лагерю сторонников мнения, что чудовище сыграла Изабель Раутер, и готов спорить об этом на деньги. Ее сходство с портретом слишком велико, чтобы быть случайным.)