Ночные журавли

Ночью трещали дрова в печи. Красные блики бежали по бревнам. Было слышно, как задевают крышу ветви пихты, и чудилось где-то далеко звучание незамерзающей воды. Лунный свет холодил избу, хозяйничал на нарах и вмешивался в разговор.

– Надо бы занавески сшить, – сказала хозяйка.

Оттаявшая муха упала с окна на стол и жалобно крутилась на боку, заломив крыло.

Они лежали на нарах и, подняв руки, игрались тенями от свечи на ватмане. Из ладоней Олега получались добрые тупоносые собаки, а из рук девушки плыли темные птицы. Гибкие крылья то удлинялись и взмахивали, то парили, мелко дрожа и просвечиваясь отдельными перышками.

Свеча догорела, но еще копошился в жидкой лунке огненный светлячок. Где-то у стола послышалось нудное шуршание мышей. Временами грызущий звук стихал, но затем возникал острее и неприятнее.

– Там дырка под столом, – сказала хозяйка, – нужно забить в нее полено.

Олег встал, достал хлеб и покрошил его возле норки в углу:

– Это мышонок Валера, – сказал он спокойно. – Его нужно накормить, и он успокоится.

– Кто так назвал? – спросила она ревниво.

– Мальчик один… Я обещал ему не обижать Валеру.

11

Он почти не представлял себе жизнь Ольги вне тайги. Она сама не хотела видеться в городе. И даже по телефону говорила торопливо и неохотно. Оля не любила повторов в словах, не принимала восторгов от прошлых походов. Каждый раз она шла с Олегом, будто впервые. В то же время, заметил он, она не стремилась к новым маршрутам. Наоборот, в лесной жизни она хотела тишины и покоя.

Олег звонил ей со всех перевалов и вершин, где только могла быть связь. В ответ ее спокойные слова сворачивались в трубке пушистым зверьком, хвостик на нос. От голоса Оли, чуть простуженного летом, его покачивало, словно на канатном мосту через ущелье. Ему хотелось перекричать шум горной реки после сплава, потому что невозможно было сдержать восторг. Но с каждым разом она все меньше разделяла его радость. Она уплывала по своей неведомой реке, как весенняя льдина, что растает по капле в заторе или раскрошится о камни на порогах.

Все лето Олег работал инструктором на Катуни.

Однажды солнечным утром он вычерпывал воду из лодки после дождя. Его туристы надели оранжевые спасжилеты и рассаживались по местам. Вдруг позвонил телефон, он услышал как-то буднично и без предисловий: «Я сегодня выхожу замуж…»

– Это шеф? – спросил Олег, еще не осознавая потери. Будто ему в лодку навязывали еще одного туриста.

– Нет. Он врач.

В лодке сидели молодожены. Жених в черной бабочке на тельняшке. У невесты из-под защитного шлема выглядывала белая смятая фата. С глухим шлепком упала на гальку бутылка из-под шампанского. Туристы ударили на веслах. Олег направлял лодку через ревущие буруны, женщины визжали на весь каньон, а вместе с ними, в пенных брызгах на глазах, кричал и он сам.

Осенью только побывал Олег в таежной избе. Знакомый инструктор сказал про хозяйку: «Была здесь недавно. С новыми друзьями! Сейчас они пошли на Лысую гору».

Олег ревниво оглядел дом: на окне появились занавески, а на столе в банке торчали ветки желтого золотарника. Он даже знал место на поляне, где она рвала эти цветы.

Выйдя из избы, он рванул в гору, по руслу сухого ручья, усыпанного медной листвой. Казалось, на всю тайгу было слышно, как бьется сердце – похоже на рубящий звук крыльев большой птицы. По дороге Олег спрашивал: что скажу ей? Да просто хочу увидеть, и все!

На Лысой никого не было.

Осень посеребрила верхушку горы, это прижалась к сухой каменистой земле травка – вероника седая. Олег встал на колени, сорвал и растер в ладонях лиловые цветочки, пахнувшие ладаном. «Ничего, – шептал он себе, – ничего! Это я просто крюк дал!»

12

С трудом приоткрыли дверь брошенной избы. Забитые пленкой окна глядели слепо. Занавесок не было. Даже веревочки не осталось, что привязала когда-то хозяйка. Доски на нарах провалились. Стены обросли инеем, будто от чьего-то дыхания.

Не теряя времени, мужики облили углы избы бензином и подожгли. Промерзшие бревна занимались огнем медленно, пламя терялось и глохло в клубах серого удушливого дыма. Робкие языки долго точили черные балки, сипело и фыркало где-то под крышей, из окон вырывались, облизывая верхние венцы, желтые полупрозрачные змейки. Трещали и падали вместе с глиной доски потолка, давя красные всполохи.

И наконец, страшный огненный столб прорвался сквозь обнажившиеся стропила. Он поднялся высотой до макушек пихт.

«Я бы подожгла избу, – услышал Олег далекий голос. – Лишь бы он увидел и пришел!»

Огонь пожирал звуки весны. В воздухе летали ломкие куски пепла. А под ногами на согнутой бересте горюче блестела, будто слеза, мерцающая капля.

Свидание

1

Жена Ивана Зорина уехала три недели назад. Позвонил тесть и сказал, что заболела ее мать. Пару дней дорожная сумка была центром дома, как показалось Ивану и детям. Они обходили сумку стороной, удивляясь той бездонности, с какой она поглощала их уют.