А в остальном – до отъезда – все было как обычно. Только Иван ходил по дому с какой-то прохладцей в душе. Запомнился один момент, когда отражения супругов пересеклись в большом зеркале. И что поразило, это мгновенное отсутствие домашней обстановки, как будто они стояли в голом туманном пространстве. Потом все, конечно же, восстановилось: край дивана, изодранного кошкой, книжный шкаф с голубым отливом в верхнем стекле. Жена повернулась, и Зорин заметил новые морщинки возле ее глаз. Тонкие и одинаковые, как очертание двух лепестков:
«Детям витамины давай, я написала тебе на листочках: какие и когда! – Она примерила цепочку перед зеркалом. – И привяжи собаку!»
«Нет! Он никогда не сидел на цепи. Будет выть!»
Жена выглядела расстроенной:
«Валяется в клубнике и роет землю возле клематиса!..»
Она родилась далеко от Сибири. Но приехала за мужем. Подруг здесь не завела, кроме двух-трех, с которыми лежала в роддоме: они дружили, как фронтовые товарищи.
И вот прошло уже три недели. Проводил с легким сердцем, думал: не надолго. Но у разлуки свой отсчет!..
Жена гостила у родителей, ухаживала за матерью и, когда звонила домой, говорила отрывисто, особенно с детьми, будто сдерживая слова тоски. А Иван слышал знакомые пестующие нотки, с какими она ободряла проснувшиеся весной почки на клематисах или наметившийся бутон у английской розы.
С недавних пор появилось у Зорина чувство вины перед женой. Прожили они пятнадцать лет. И чем дальше, тем лучше. Жена становилась год от года все красивее и роднее. А в душе Ивана возрастало не то чтобы удивление, но какое-то беспокойство…
Сегодня пришла посылка. А среди книг – девичий альбом в коричневой коже. Надо же, столько лет хранила! Словно боялась что-то показать.
Иван чистил картошку для ужина, выбирал из ведра покрупнее, и вспоминал недавнее: как жена подкапывала вилами картошку, осторожно, чтобы не проткнуть клубни, – а он рыл ладонями ямку, иногда они встречались запыленными ладонями.
Сыновья тоже чувствовали сиротливость. Стали более послушными. «Что сегодня будем есть?» – спрашивали скромно, чтоб у папы не подгорело чего-нибудь.
Младший сын – обвешанный ковбойской кобурой с пистолетами по бокам – открыл холодильник:
– Лампочка не горит! – заметил по-хозяйски.
– Починим, – отозвался отец.
– Холодильник уже старый! Пора менять!
– Нет еще… Ему, – задумался Иван, вспоминая, когда они с женой купили холодильник, – тоже восемь лет, как и тебе!
Сын прислонился спиной к белой дверце, шаркнув ладонью по своей вихрастой макушке:
– Он старше!
Холодильник был выше на голову.
Вошел старший сын, слегка покачивая плечами от привычки слушать музыку через наушник. В руках он держал коричневый альбом.
– Смотри сюда! – подозвал брата. – Школьный бойфренд мамы! На всех фотках рядом.
Старший сын мельком глянул на отца, угадывая в его глазах те же мысли.
– Петрикин, – прочитал младший.
– Ты был бы Петрикиным!
– Почему? – посмотрел на отца удивленно.
– Если бы мама осталась в своем городе, то вышла бы за него замуж…
Старший засмеялся, он почувствовал, что папа тоже против губастого парня, с полукруглой табличкой для фамилии, как старинный указатель номера на доме.
– Правда, папа?
Иван забрал альбом:
– Нет. Вы бы вовсе не родились…
– А где ж мы были… бы? – насторожились мальчики.
– Лежали бы горошинами где-нибудь на полках!
Иван не стал уточнять дальше.
Детям ответ не понравился. Старший включил плеер и ушел, восприняв неуверенность отца как свою правоту. Младший, заметив, что папа хочет достать что-то из холодильника, капризно подпер его спиной. Он требовал внимания к детской душе и прояснения непонятного смысла «горошин судьбы».
Иван отодвинул мальчика, сопроводив ладонью по затылку, делая вид, что торопится бросить сосиски в кипящую воду. К тому же надо было подкинуть дров в баню.
Младший сын отодвинулся, сощурив хитрые глаза: мол, ладно-ладно, не буду дуться, чтобы ты не мучился потом угрызениями совести!
Так уж получилось: первого ребенка воспитываешь,
Иван вышел во двор. Прошелся по дорожке сада.
– Будешь мне звонить? – спросила жена при расставании возле этого куста бордовых роз.
– Буду.
– Когда-то ты писал мне письма!
– Скучал!..
Невыясненные отношения с мужем были для нее, словно незанятый клочок земли в саду!
Почти каждое утро заморозки осыпали бордовые бутоны снежной пудрой. Темно-сизый бархат нижних лепестков подламывался на сгибах. И это опять вызвало ощущение хрупкости любимого образа.
Солнце освещало соседние кусты английской розы с вялыми листьями, потерявшими блеск, как мокрая бумага. В средине дня теплые лучи пробирались в бледно-розовые полураскрытые бутоны и зажигали в них оранжевый фитилек.
Женщина, которая выращивает цветы, кажется немного чужестранной. А в саду было много цветов; каждый год жена находила и высаживала все новые.