Послушав пару дисков, она идет в интернет-кафе по соседству, когда-то она бежала сюда, чтобы узнать, что Мага жив. Она вспоминает, что от Маги остался «Сминт» — такие мятные тонкие пластиночки, их нужно класть на язык, и они мгновенно тают. Привез из Нью-Йорка лакомство, таких у вас не выпускают, Нодельма положила в рот слюдяную пленочку, и точно — та мгновенно растаяла. В интернет-кафе Нодельма нащупывает в кармане куртки пустую пачку из-под американского лакомства, мята уже давно закончилась, даже запах выветрился, а она все зачем-то ее с собой таскает и нюхает время от времени, дуреха сладенькая.
Кто придумал, что любовь делает людей лучше? Красивая неправда. Любовь, конечно, заставляет вытворять всяческие чудеса, но становится ли человек из-за этого более совершенным? Любовь делает людей хуже, калечит их и корежит, доводит до такого состояния, когда перестаешь узнавать себя в зеркале, высасывает и опустошает. Особенно если ее нельзя применить, выдать вовне, как это произошло с Нодельмой, потому что Мага пропал, а любовь осталась перегорать в ней, как грудное молоко, от которого младенец категорически отказался.
На губах — вкус пепла, который засыпает мир, и каждый день дается с трудом, как укрепленная крепость, каждый божий день нужно брать штурмом. Но успокоения все равно не наступает, потому что после окончания дня наступает ночь. Люди, обстоятельства, мысли скользят по коже, все только усугубляет страдание. Только молчаливая мать, похожая на тень, не беспокоит. Вещи Маги так и остались сваленными в кучу, Нодельма прыгает через них, старается не замечать. Притрагиваться к ним страшно. Даже пыль не сотрешь.
Спасибо Фоске, что не бросает мученицу, терпит, кормит с ложечки тем, что ей самой кажется жизнью. Таскает отмороженную, тормозную Нодельму за собой, развлекать пытается. Нодельма молчит — ей просто сказать нечего, рада бы, да внутри ничего, кроме пустоты, не происходит, не совершается. Бегает по кругу тупая боль, из которой уже давно испарились остатки смысла, осталась лишь усталость, лишенная надежды.
Первая стадия любви — это когда ты начинаешь встречать на улице или в метро двойников любимого человека, а столбцы в газетах образуют лабиринты, по которым ты как-то автоматически начинаешь прокладывать путь к счастью и безмятежности. Нодельма постоянно встречает в метро двойников Маги, вздрагивает и пугается, а когда берет газету, то уже не может сосредоточиться на чтении или на фотографиях, наманикюренным пальчиком чертит пути к отступлению, к выходу из тупика. Но газетный лист каждый раз заканчивался, а выхода из кризиса не находилось. Присутствие ангелов на Шуховой башне, которым она мысленно рассказывала про Магу, тоже не приносит облегчения.
— Я все время чувствую себя эпизодическим лицом. Если бы я снималась в фильме «Десять негритят», меня бы убили первой, — говорила она Фоске, приходя в сознание. — Лучше бы меня убили первой, да.
Возражения не принимаются: самоуничижение приносит облегчение: только оно объясняет, почему больше не будет ни Маги, ни счастья.
— Я самый обычный человек с обычной, незапоминающейся внешностью, твердит она как заведенная, — на улице никто и никогда не пристает ко мне с предложениями о знакомстве, а если я ловлю на себе чужие взгляды, то начинаю проверять — все ли пуговицы застегнуты правильно. Раньше проверяла… Пока молодая была… Сейчас другое: привыкла к тому, какая я, что выросло, то выросло.
— Зато у тебя всегда спрашивают, как пройти на Вторую Шарикоподшипниковскую улицу, — отвечает ей Фоска. — Я столько раз видела… Именно к тебе подходят. Внушаешь доверие. Когда я еду в метро, рядом со мной садятся в самую последнюю очередь. Ты знаешь, весь вагон уже заполнился, а рядом со мной зияет одно место. Как вырванный зуб. И никто не садится до последнего. Кстати, ты знаешь, мой дилер не ест мяса, — пытается она переменить тему, — кислоту жрет тоннами, как конь, а вот мясо есть напрочь отказывается. Как я его ни уговариваю, ну ни в какую…
Фоска любит Нодельму, помогает ей, как может, хотя, если честно, Фоске нравится это податливое состояние Нодельмы, спящей красавицы, не зависящей от реальности. Именно это позволяет Фоске пускаться на авантюры, имеющие самые непредсказуемые последствия. Какими они будут, Фоска не знает, боится их, томится ими, отлично понимая, что неопределенность придает ее затертой жизни новый вкус.
В четверг Фоска ведет Нодельму на съемки видеоклипа — художникам нужна массовка. Фоска думает, что мероприятие будет интересным Нодельме, потому что оно интересно самой Фоске. Молодые экстремалы-художники едут покорять Венецианское биеннале, для чего засовывают к себе в штаны горящие петарды.