Ноев ковчег

– Ирка… Да как же ж… Ирочка… Что ж делать? – всхлипнула Нюся.

– Что делать? Снимать штаны и бегать! – раздалось за спиной.

– А шоб ты была здорова! – развернулась Нюся. У нее за спиной стояла живая, здоровая и сильно заморенная Фира.

– Что вы сплетни слушаете! Никого не убили. Ну пока по крайней мере. Загнали этих дур обратно, покрутили самых борзых, остальных шуганули в цех – прибирать, что наломали. Торгуются теперь. Всё. Я – спать. Сил никаких не осталось.

Руководство фабрики пообещало рассмотреть все требования работниц на специальной «общефабричной конференции». Делегатами пошли все зачинщицы бунта (еще не зная о своем увольнении), разговор о рабочем снабжении в присутствии старших товарищей из ГПУ прошел на удивление мирно и конструктивно. Антисоветчицы отметили «нечуткость партийного и профсоюзного актива к первым вспышкам забастовки». Со своей стороны бунтарки публично покаялись: «Просьба не называть нас забастовщиками и волынщиками. Мы в этом не виноваты. Нас к этому побудило нечуткое отношение, плохое руководство и голод. Аппарат ЦРК (центральной ревизионной комиссии Одессы) засорен чуждым элементом, срывающим снабжение рабочих».

После показательных увольнений и арестов остальные вернулись к работе. И если с бабами джутовой обошлись неожиданно мягко, то с другими недовольными все было быстрее, прозаичнее и жестче – начиная с крестьян ближайшего села Дальник, которые на подводах выехали в Одессу на помощь «джутовкам», но были «изъяты» чекистами еще на границе города. На заводах начали массово исчезать зачинщики и активисты.

Фира как ни в чем не бывало вернулась на следующую смену в ясельную группу. На все вопросы вежливого молодого НКВДиста отвечала скупо и односложно:

– А мне дело до их разборок? Я к детям и горшкам приставлена. Вопросы по детям ко мне есть? По влажной уборке? По ведрам? Ну и все. Ежели чего про понос рассказать или как простыни отстирать – то я доложу по всей форме. Могу письменно.

Развлечения на пленэре

Ну, кухня кухней, а в остальном Женька не собиралась уступать.

С домашними заботами она более-менее справлялась, да и зима в селе – это долгие темные бесконечные вечера, которые начинались с обеда, – и готовить научишься, и крючком вязать, и вышивку припомнишь от тоски.

Однажды Женька крошила картошку, задумалась и сильно рубанула ножом по пальцу.

– Ай! – подпрыгнула она и, разревевшись, сунула раненый палец в рот. Практически в ту же секунду в слезах она рефлекторно со всей дури метнула кухонный нож в дальнюю стенку.

– У-у-у, надоело! Надое-ло-о-о все! Гори эта Фрунзовка синим пламенем! У-у, мама-а-а, домой хочу, – тихо подвывала она, упершись в стол и нянча пострадавшую руку.

Выдохнув, она оглянулась поднять нож. Его нигде не было.

– Да что за напасть?! – злилась Женька, обшаривая пол и мешковины. Она встала, отряхнула платье и чуть не стукнулась лбом о рукоятку – нож аккуратно вошел в корешок «Отцов и детей» Тургенева. Жизнь в экспроприированной барской библиотеке дает некоторые преимущества, и Женька нашла развлечение по душе – дождавшись, когда все уйдут, а Нилочка будет уложена на дневной сон, она стала метать кухонный нож. С ее врожденной меткостью и рукой, еще больше окрепшей от тяжкого домашнего труда и бесконечных стирок, за месяц она наловчилась управляться с ним не хуже цирковых артистов.

– «Война и мир», второй том! – с удовольствием шептала она и кидала нож в сторону плотных рядов потемневших корешков. – Настя Добренко, – хищно ухмылялась чуть позже, называя имя одной из фанаток Пети и загоняя пущенный нож по самую рукоятку в томик Байрона. – Хотя какой там Байрон! Мозгов и на азбуку не наберется! – Женька сбрасывала все недовольства и оттачивала мастерство. Повреждения были почти незаметны, да и книга – не доска, и нож входил практически беззвучно. Женька решила на всякий случай пока не демонстрировать мужу новые навыки, но стала заметно спокойнее и увереннее. Было, правда, пару моментов, всколыхнувших и скрасивших ее бесконечные будни. Первый был связан с работой Петьки – курсанты обоих полов частенько приходили к нему для каких-то консультаций, просили что-то пояснить, а иной раз и просто так. И если парней Женька хоть и не привечала, но относилась к ним с терпением, то двух особо ретивых молодух, почти каждый день их навещавших, на дух не переносила. Гостьи проявляли неподдельный интерес не столько к учебе и книгам, сколько к ее мужу. То одна, то другая, спрашивая, невзначай касались его пышной молодой грудью размером больше Женькиных бедер. Склонялись рядом, невзначай терлись, вообще игнорируя присутствие жены.

– Ах вы коровы непуганые, – намывая посуду и поглядывая на идиллию за столом, не выдержав, прошипела она. – Ну ладно. Нож я в вас не метну, хотя очень хочется, да и задницы – не промахнешься, но… повеселимся.