Ноев ковчег

– Можно, – махнул рукой он. – А можно, тогда уже не Ефим Григорьевич, а просто Фима, раз… раз тебе понравилось?

– Хочешь повторить? – Ксеня толкнула его плечом.

– Но бухгалтерии на сегодня больше не будет!

– Ладно, – хихикнула она, – прокредитую…

Помимо феноменальных криминально-математических способностей Ксене достался еще один дар – легкость. Она, несмотря на свои развитые не по годам формы, была легкой на подъем и на смех, она интересовалась жизнью и докапывалась с вопросами, легко знакомилась, так же все легко забывала. И ее первый сексуальный опыт стал таким же легким. Она получала удовольствие от жизни. В первую очередь – от себя, потом – от цифр, с которыми она так ловко управлялась. Ксеня была воплощением греческого гедонизма, поэтому эта довольная улыбка счастливого беззаботного человека притягивала, как магнит, любые нужные встречи, контакты или варианты. Она обезоруживала любого правдолюба и неподкупного инспектора.

– Мы уже договорились! Или? – Фима удивлялся, как то, что он делал в тайне, крошечными миллиметровыми шажками выстраивая свое благосостояние, эта малолетка может решить за день взмахом ресниц. Надо отдать должное, телом Ксеня не торговала. Это был козырь для самых особенных случаев – вроде вхождения в пляжно-ресторанный бизнес.

Фиму это совершенно мужское рассудочно-потребительское отношение к собственному телу периодически обескураживало. Ксеня не искала встреч, не боялась беременностей, не хотела развития отношений или романтики. Ее и так все вполне устраивало. Общая коммерция и общая разрядка. Разумеется, такое наплевательски-веселое общение сделало свое дело, точно по законам жанра, – Ефим Григорьевич не на шутку влюбился.

– Ксюша, давай в воскресенье пойдем к тебе.

– С ума сошел? Там мама, Женька с Нилой, Петя, я уж про соседей молчу! Чем тебе здесь плохо?

– Я хочу познакомиться с твоей мамой.

– Зачем?! – округлила глаза Ксеня. – Что ты ей скажешь? Я начальник вашей дочери, я с ней сплю и рассказываю, как делать гешефты налево, чтоб не посадили?

– Я… я хочу просить твоей руки…

– Чего??? – Ксеня от души расхохоталась, потом, оборвав резко, смущенно улыбаясь, посмотрела на Фиму: – Послушай, это, конечно, очень приятно, но зачем?! Тебе что, так плохо?

– Я хочу официальных отношений. Я не хочу скрываться.

– Ну так не скрывайся. У меня уже паспорт есть, – снова засмеялась она.

– Да, я смешной и старомодный! Я хочу семью! Детей! Пока у меня достаточно сил, чтобы их поднять!

– Фима, это девочки такое говорят… – потянулась Ксеня. – Подумай, зачем тебе это? Ты свободен, я прихожу, когда обоим хочется. Мы видимся на работе каждый день. Мы зарабатываем деньги, придумываем схемы. Зачем тебе это мещанство? Подумай, как это выгодно! Меня не надо содержать, мне не нужны подарки…

– А я, может, хочу дарить тебе подарки!

– Ну так дари! Замуж-то зачем? Короче, никакой мамы.

– А можно, я тебя со своей познакомлю?

– Да ни в жисть!

– Она волнуется, что мне почти тридцать, и никого нет. А на слово она не верит… Ты же понимаешь, еврейские мамы, они такие.

– Понимаю, Фимочка, – Ксеня чмокнула его в нос, – но не пойду…

Золотое дно

Анька приехала в Крым за неделю до Первомая – проверить готовность здравниц к приему трудящихся. После еще холодной, дождливой Одессы с первыми розовыми мазками лепестков на узловатых ветках абрикос Крым был уже летним – солнечным, жарким, сочно-зеленым и головокружительным. Тут пахло жизнью, бродило соками, орало брачными песнями на все голоса. Аня нахмурилась: день был тяжелый. Бездари и холуи, скрипнула она зубами, выходя из очередного санатория. За эти годы она изучила Крым не хуже родной Молдаванки. И вместо обеда вышла на рынок – за лепешками и вяленым инжиром.

Купив, что хотела, она отошла в сторонку, села на парапет, оторвала от лепешки горячую, мягкую корку, жадно вгрызлась в тягучий мякиш и вдруг… увидела Борьку. В татарской одежде, но в хороших сапогах тонкой кожи, с прежним одесским сыто-хозяйским выражением лица… Надо же! Осмелел, в люди выходит! Она внезапно обрадовалась и, спрыгнув с теплого парапета, прошла мимо, специально толкнув его плечом и выронив пакет с инжиром. Борька ойкнул и присел собирать вместе с ней.

– Привет, Феникс, – шепнула Анька.

– Ой! Совсем спортил, все спортил! – запричитал он. – Нельзя, красавица, с земли есть – идем я тебе нового насыплю!

Они пошли к бричке, Анька картинно хмурилась, сдерживая улыбку.

– А я смотрю, ты прижился, – прошептала.

– А что делать? – ответил он вполголоса. – Выживаем потихоньку. Как здоровье?

– Аналогично – потихоньку выживаем. Ну, я пошла?

– Как пошла? Куда пошла? А вина выпить? А баранина? Ты где остановилась? – засуетился он.

– Ну сам подумай, – ухмыльнулась Аня, – в санатории, разумеется.

– На машине? Выезжай сегодня, а по дороге остановишься у меня. Я такое усиленное питание тебе устрою! Отдохнешь от своих подхалимов. Вина выпьем, наших вспомним.

– Опять в Джанкое?

– Нет, тут рядом есть поселок, – он расплылся в улыбке: – Бо-оря, у са-амого си-и-инего моря!