– А если у меня дешевле, чем в коопторге? А в меню зачем все описывать? Для особых гостей – особое меню. А я накладную, как у коопторга, подпишу по вашей цене? А?
– От цикавая какая! – поднял брови Ефим. – Что ты пристала, как банный лист до… спины? Вот кто ты такая, что это за контора, чтобы я с тобой договора оформлял? Иди, дитё…
– Я на экономический поступила! – воскликнула Ксеня. – С математического перевелась. Мне практика нужна! Школа жизни! И работа. Возьмите к себе – счетоводом, помощником товароведа, – взмолилась.
– Официанткой, – отрубил Ефим Григорьевич. – Официанткой на вторую смену с обеда могу взять. Школа будет – мама не горюй.
– Завтра во сколько быть? – оживилась Ксеня.
– В два сможешь? Иди уже! И цацки свои собирай, – засмеялся директор.
Ксеня захлопала в ладоши: – Спасибо! А это вообще вам, – гостинчик, ну или пробничек! – и чуть ли не бегом припустила.
– Спецменю для спецгостей… – посмотрел он. – Хмм…
«Толковая деваха», – подумал, отодвигая ящичек письменного стола, называемый в народе шухлядкой, где лежало отпечатанное на тонкой папиросной бумаге специальное меню – для «своих», которое вкладывалось вечерами в обычное. «Своими» были влиятельные чиновники, директора предприятий, выгуливающие своих партнеров из других городов и даже стран, номенклатурные работники и из особо приближенного частного сектора.
– А кстати, почему мы не закупаем на неделю овощи и не экономим? – поймала Ксеня вышедшего в тенек на перекур директора.
– Э-э, – закашлялся он. – Ну, так, потому что надо свежатину людям давать!
– Видела я ту свежатину! – хмыкнула она.
– Спецторг! Есть система заказов. Она отработана. Она официальная, – как по писаному отвечал Ефим Григорьевич.
– А если заказывать у них один раз в неделю, а остальное – добирать на рынке?
– А… а как я это учту?
– В отдельной тетради! – выпалила торжествующе Ксения. – Вашим же ж спецстолам в беседочке решительно все равно, откуда камбала и шашлык. Да и кормите вы их тем, чего у нас как бы нет. Я же знаю, я их обслуживала на той неделе.
– Доця, – устало отмахнулся от нее Ефим Григорьевич, – много будешь знать, скоро состаришься…
– Какая я вам доця?! – фыркнула Ксеня. – Вы меня всего на тринадцать лет старше! Хотела бы я на такого папашу взглянуть!
Ефим Григорьевич с нескрываемым удивлением посмотрел на Ксюшу.
– От тут не понял, а тебе сколько?
– Да совершеннолетняя уже! – с вызовом ответила она, выпрямившись, и точно как все женщины их рода – уперла руку в бедро и задрала нос.
Ефим смутился. Девчонку эту он считал бойкой, толковой малышкой и ни разу не смотрел как на барышню.
Ксеня неожиданно схватила его за рукав:
– Научите меня, пожалуйста!
– Чему? – остолбенел директор.
– Известно чему – черной бухгалтерии. Умоляю! Что хотите сделаю? Тело мое, например, интересует?
Ефим поперхнулся и закашлялся:
– Беззуб! Да ты что? Спятила?! Такое предлагать? А еще и комсомолка!
– Не хотите – не надо. По-моему, нормальный обмен товаром.
– Господи… так сколько тебе? Шестнадцать? А рассуждаешь, как бесстыжая падшая женщина!
– Ой, если бы падшие женщины хоть немного рассуждали, могли бы так низко не падать и денег еще и другими местами зарабатывать, – парировала Ксеня. – Я хочу научиться. Деньгами я вас вряд ли заинтересую – таких сумм пока не заработала. Но у всего есть цена. У вас, у меня, у этих схем. И я эти знания получу – не у вас, так в другом месте. Деликатесы? Мануфактура? Что достать? Что сделать?
– Кошмар какой-то! Домогательства на рабочем месте! – простонал Ефим Григорьевич. – Нá, вот адрес – придешь с утра в воскресенье. Кое-что покажу, что сам знаю.
После урока Ксюша задала, наверное, с полсотни уточняющих вопросов, а потом ткнула карандашом в две позиции:
– А здесь же ж можно проколоться: если погрыз мышей, например, или естественная усушка, можно просчитать среднее арифметическое по соседям, а если сильно не совпадет – заметут…
Ефим покачал головой: – Откуда ж ты свалилась на мою бедную голову!
А Ксеня в это время скинула туфли и повернулась к нему спиной:
– Платье расстегните, а то мне неудобно, там пуговицы маленькие…
– Ну как-то это все же не по-людски, – расстегивая пуговицы, бормотал наставник, но Ксюша уже повернулась к нему лицом и обняла за шею…
Что может быть более беззащитным и более нелепым, чем мужчина в кальсонах? Только мужчина в кальсонах и носках…
– Какой ужас! Ужас! – сокрушался уже не Ефим Григорьевич, а просто Фима, стоя у постели в одних тонких кальсонах. – Почему ты не сказала, что ты девочка еще?
– А какая разница? – Ксеня села на кровати. – Все равно это когда-нибудь случилось бы.
– Так неправильно!
– Кто сказал? – засмеялась она. – Это был честный договор. И вообще – мне даже понравилось. Пугали, что будет больно.
– Такое чувство, что это не я, а ты меня совратила, – присел рядом с ней начальник.
Ксеня опустила сбитые белые ноги на коврик и прислонилась к его плечу:
– Можно, я больше не буду работать официанткой? А, Ефим Григорьевич? Я людей люблю только по свою сторону стола. Можно товароведом?