Гермиона закрыла дверь и повернулась к нему. Дядюшка с насмешкой смотрел ей в глаза, скрестив на груди руки.
– Итак?
– А теперь послушай меня, – Гермиона тряхнула головой, чувствуя, как по груди расползается жар серебряного кулона. – Никто, даже ты, не имеет право унижать меня перед самой собой. Никто не смеет даже думать, что он выше меня. И ты не будешь говорить со мной в тоне, подобном вчерашнему. Никогда. – Она беззастенчиво смотрела в его глаза. – Так уж сложились звёзды, что я имею право тебе приказывать. И теперь уже для меня делом принципа является твоё мне подчинение. И уважение. Я ни в коей мере не хочу тебя унизить или сделать неприятно – но и ты тоже не должен стремиться к подобному. Надеюсь, мы друг друга поняли, – она глубоко вдохнула, не отводя глаз. – А теперь: я тебя хочу.
– Что ж, – он смерил её долгим пристальным взглядом и всё же усмехнулся, – тогда тебе придётся мне приказать.
Она не дрогнула и не отвела глаз.
– Хорошо, – ведьма сделала шаг вперед. – Приказываю: раздевайся!
– Да, моя госпожа.
Гермиона готова была поклясться, что уловила нехороший блеск в его глазах.
__________________________________
1) Назад хода нет (франц.).
2) У него нет права жаловаться (франц.).
3) Хочет он того или нет (франц.).
4) Ты приписываешь ему качества, которыми он не обладает (франц.).
Глава V: Не одна драма
– Хорошо.
Люциус поднял руку, расстёгивая пряжку на мантии и скидывая с себя тяжёлую ткань. Он подошёл к ней очень близко и грубым движением притянул к себе. Гермиона резко выдохнула воздух и вонзилась взглядом в его глаза.
– Что-то не так? – спросила она, немного отклоняясь.
– Ну что ты.
Резким движением он уложил её на кровать, придавив своим телом.
Старший Малфой склонился над лицом ведьмы, легонько оттянув зубами её нижнюю губу. И опять отстранился, продолжая нависать над Гермионой. Он ни на секунду не закрывал глаза.
– Почему так? – полушепотом спросила она, запуская руку за пояс его брюк и касаясь его губ своими.
Гермиона приподнялась, с усилием переворачивая дядюшку на спину и садясь на него верхом. Его тело хотело её, и она чувствовала это, но в глазах оставалось… Презрение? Нет. Протест? Что-то иное, неуловимое…
Ведьма прижала его к спинке кровати, жадно целуя в шею и одновременно расстёгивая пуговицы чёрной рубашки.
– Ну, скажи мне, – прошептала Гермиона, – скажи.
Он взял её за подбородок и приподнял голову, ловя взгляд беспокойных карих глаз.
– Что сказать,
– Почему ты стал
Он смотрел ей в глаза, тяжело дыша. Его грудь вздымалась под ней, и она чувствовала биение его сердца.
– Не люблю, – наконец произнёс старший Малфой, – когда мне приказывают.
– Хм, – Гермиона подалась вперед, обдавая горячим дыханием его губы, – с учётом твоей…
Он подался вперёд, повалив её на матрас и опять навалившись сверху.
Гермиона рассмеялась.
– Не любишь, когда тебе приказывают?! Забавно. Забавную дорожку выбрала твоя свободолюбивая натура! – она повела телом, заставляя его лечь рядом с собой набок. Гермиона перекинула левую ногу через своего любовника, с насмешкой глядя в серые глаза. На груди пылал пламенем серебряный кулон. – Только не надо мне рассказывать о том, как бедного юношу-праведника Люциуса Малфоя столкнули на тёмную тропинку! – Она скользила рукой по его телу. – Как он не хотел этого, плакал долгими ночами. Но судьба Пожирателя Смерти была подписана не им. И бедный, несчастный в душе мученик и праведник Люциус Малфой стал правой рукой Лорда Волдеморта! Не любишь, когда тебе приказывают?! – она сжала его тело, оставляя на коже белые полоски от ногтей.
– Я сам решаю… с кем мне спать! – он резко подался вперед нижней частью тела. Гермиона уже вся покрылась потом от сдерживаемого желания. И её любовник тоже.
– Правда?! – она опять коснулась его губ, говоря эти слова. – Неужели это первый раз?
– Это твоя прихоть!
– Ну, сам виноват, – она стянула платье. – Твой образ располагает… Я ведь сразу понравилась тебе, – она глубоко вдохнула, заманчиво вздымая свою приподнятую бюстгалтером грудь. – А когда же… mon Pere намекнул?
– После Хэллоуина. – Его губы уже блуждали по её коже.
– А раньше? – Говорить было всё сложнее. – Раньше… Ведь ты и сам…
– О, твой образ тоже… располагает. – Его руки скользили по её бедрам, обрисовывали очертания вздрагивающего тела.
– Так что же изменилось?
Гермиона вздрогнула, чувствуя долгожданное проникновение. Говорить не было никаких сил.
– Тебе ведь нравится, когда тебе приказывают! – через пару минут выдавила она. – Любому Пожирателю нравится! – Её рука судорожно впивалась в покрывало кровати. – Кто-то более сильный. – Она конвульсивно хватала ртом горячий воздух. – Или мудрый. Просто ты меня такой не считаешь, правда, Люциус? – слова давались с трудом, дыхание сбивалось. – В этом проблема?
– Больше нет. – Она вскрикнула: таким резким было его движение при этих словах. Вскрикнула и засмеялась – чужим, похотливым голосом.