Нога как точка опоры (2012)

Последним воспоминанием, прежде чем я потерял сознание, была просьба анестезиолога считать вслух, пока он будет вводить пентотал IV. Я со странным бесчувствием наблюдал, как он ввел иглу в вену, набрал в шприц немного крови, чтобы проверить попадание, и медленно вколол препарат. Я не заметил ничего — реакции не было никакой. Когда я досчитал до девяти, что-то заставило меня посмотреть на часы. Я хотел поймать последний момент сознания и, может быть, усилием воли сознание сохранить. Взглянув на циферблат, я заметил какую-то неполадку.

— Вторая стрелка, — сказал я с пьяной отчетливостью. — Она и правда остановилась или это иллюзия?

Анестезиолог поднял глаза и ответил:

— Да, остановилась. Должно быть, застряла.

На этом я отключился, потому что больше ничего не помню.

Мое следующее воспоминание, или первое воспоминание после пробуждения, едва ли заслуживает названия «следующее». Я лежал в постели и смутно ощущал, что кто-то трясет меня и называет по имени. Я открыл глаза и увидел, что надо мной наклонился хирург- стажер.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— Как я себя чувствую? — ответил я голосом таким хриплым и искаженным, что едва его узнал. — Я скажу вам, как я себя чувствую! Я чувствую себя дьявольски паршиво! Что, черт возьми, происходит? Не­сколько минут назад мое колено чувствовало себя прекрасно, а теперь оно как на сковородке в аду!

— Это не было несколько минут назад, доктор Сакс, — ответил он. — Прошло семь часов. Вы перенесли операцию, знаете ли.

— Боже мой! — воскликнул я пораженно.

Мне не приходило в голову, что меня могли прооперировать. У меня совершенно не было чувства «после» или «между» — чувства, что время прошло или что-то произошло.

— Ну и ну, — сказал я, приходя в себя. — И как она прошла?

— Прекрасно, — любезно сообщил он. — Никаких проблем.

— А колено? — продолжал я. — Его полностью обследовали?

Мне показалось, что хирург-стажер на мгновение заколебался.

— Не беспокойтесь, — сказал он наконец.

— С коленом все будет хорошо. Мы его не вскрывали. Мы сочли, что с ним все в порядке.

Меня не особенно обнадежили его слова или тот тон, каким он их произнес, и прежде чем я снова уснул, я в ужасе подумал: «Они могли пропустить какое-то важное повреждение, может быть, я попал не в такие уж надежные руки...»

Помимо разговора с хирургом-стажером, который я запомнил в точности и потом записал практически дословно, у меня почти не сохранилось связ­ных воспоминаний о следующих за операцией 48 часах. Я страдал от лихорадки, шока и интоксикации, колено сильно болело. Каждые три часа мне давали морфин. Временами я бредил, о чем не помню ничего. Я чувствовал себя ужасно больным и испытывал сильную жажду, но мне было разрешено получать только по нескольку капель воды. Я не мог мочиться, и мне пришлось ввести катетер.

Я действительно пришел в себя только к вечеру пятницы, через два дня после операции. Эти два дня были фактически для меня потеряны, в смысле связного и последова­тельного восприятия событий. Я ожил довольно неожиданно, лихорадка и бред исчезли, а боль настолько ослабела, что можно было отказаться от инъекций, и катетер — да, катетер, это проклятие! — был вынут; теперь я мог наслаждаться возможностью мочиться свобод­но. Я чувствовал удивительную бодрость тела и духа, что может выглядеть странно для человека, только что перенесшего довольно серьезную операцию, шок от повреждения конечности и вдобавок к этому — лихорадку и бред, но так оно и было. Как говорится, я прыгнул обратно в жизнь, ободренный и возрожденный.

Свежий ветерок дул в окно — легкий вечерний бриз, — донося голоса птиц и церковный звон. Я с наслаждением глубоко втянул воздух и пробормотал молитву благо­дарности за свое быстрое — и такое приятное — выздоровление. Поблагодарив Бога, я побла­годарил и хирурга, и весь персонал больницы за то, что они вытащили меня из неприят­ностей, а также добрый народ Норвегии за то, что меня спасли.

Девяносто шесть часов назад, размышлял я, я полз в сумерках по холодным горам в Норвегии, во власти темноты, под угрозой смерти. Благодарение Богу за то, что я вернулся в страну живых!