— Это правда? — спрашивает хан у вазиров, подслушивавших у дверей.
Вазиры думают: «Этот юноша безродный, неизвестно откуда взялся. Хан не отдаст за него свою дочь. Если мы скажем, что Сойлемес и вправду заговорила, не сносить нам головы». И вот они в один голос говорят:
— Нет, досточтимый хан! Твоя дочь и рта не раскрыла. Этот юноша лжет.
— О хан, ни разу в жизни я никого не обманул и не собираюсь. Если бы твоя дочь не заговорила, я бы не утверждал этого даже под страхом смерти. Сабля — твоя, голова — моя, если я лгу. Пошли свидетелями людей понадежнее, а я заставлю Сойлемес говорить еще раз.
Хан снова посылает своих вазиров, но на этот раз с ними идет и жена хана. Они остаются подслушивать под дверью, а Батырбек во второй раз входит в покои Сойлемес. Здесь он подходит к золотому кумгану, дотрагивается до него палочкой и приказывает:
— Дочь хана Ольмеса Сойлемес, говори!
Золотой кумган говорит:
— Сын Болата Батырбек, что тебе рассказать? То, что слышал, или то, что видел?
— Слышанному я не верю, рассказывай-ка лучше то, что видел.
«В одном ауле жили три брата джигита. У них был общий бык, и они втроем пасли его. Один брат пас голову, другой — брюхо, а третий — задние ноги.
Однажды младшему брату, который пас задние ноги, показалось, что бык болен. Рано утром он отправился к среднему брату, который пас брюхо быка. К вечеру младший брат едва успел дойти до среднего. Пришел он и поделился своей тревогой с братом. А тот говорит:
— По брюху не поймешь, болен бык или нет. Пойдем к старшему брату. Уж он-то, верно, знает, болен бык или здоров.
На следующее утро чуть свет вышли они в путь. Целый день они были в дороге и лишь к вечеру пришли к старшему брату.
— Не заболел ли наш бык? — спрашивают они.
— Бык пасется и жует траву, — отвечает он. — Значит, он здоров. — Верно, он хочет пить. Я давно не водил его на водопой.
И вот повели они быка на водопой к морю, видневшемуся невдалеке. Море такое большое, что не видно берегов. Бык одним глотком осушил море, но не напился и стал лизать песок и ил на дне. Посреди моря был остров, поросший густой сочной травой. Братья решили, что сочная трава утолит жажду быка, и погнали его на остров. Когда они подошли поближе, то увидели, что это вовсе не остров, а огромная рыба. В тот же миг рыба открыла рот и целиком проглотила быка, словно маленькую букашку. Братья не успели опомниться, как с неба спустился орел, схватил рыбу и унес ее.
Орел хотел полакомиться рыбой один и поэтому полетел туда, где не было больше таких птиц, как он. В той стороне старик нас своих овец и коз. Старик сидел в тени от бороды козла. Орел опустился на рога этого козла и принялся за рыбу. Покончив с рыбой, он принялся за быка. Тут одна лопатка быка упала вниз. Сидевший в тени старик почесал глаз и говорит;
— Что это попало мне в глаз?
Вечером старик погнал стадо в аул. Загнав овец и коз, он вошел в дом и говорит дочери:
— Сегодня, когда я отдыхал в тени от бороды нашего козла, мне в глаз попала соринка.
Девушка взяла весла, села в лодку, поплавала по отцовскому глазу, нашла лопатку быка, подцепила ее ногтем и одним щелчком выбросила за дверь. Лопатка упала у колодца.
Вскоре к колодцу подъехал караван в девяносто ароб. Караванщики распрягли верблюдов, разожгли костер и поставили на огонь казаны с чаем. Вдруг земля под караванщиками затряслась. Они побросали казаны, наспех запрягли верблюдов и уехали подальше от этого места. Когда они остановились, то увидели, что земля у колодца больше не дрожит. Тогда караванщики вновь распрягли верблюдов и устроились на ночлег.
Оказывается, первый раз, когда караван остановился у колодца, караванщики устроились на той самой лопатке быка, которую дочь старика одним щелчком выбросила за дверь. А затряслась эта лопатка потому, что ее край стала грызть лиса.
На рассвете к колодцу пришла женщина. Она увидела лису, которая грызла кость. Женщина ударила лису коромыслом и убила ее. Потом она хотела содрать с нее шкуру, но было еще темно, и она решила, что придет сюда попозже, когда будет совсем светло. Затем женщина набрала воды и вернулась в аул.
Рано утром караванщики привели своих верблюдов к колодцу на водопой. Они увидели мертвую лису, навалились на нее все вместе — а их было девяносто человек — и содрали шкуру с лисьего бока. Но повернуть лису на другой бок у них не хватило силы, и второй лисий бок так и остался неободранным. Из лисьей шкуры караванщики сшили для себя девяносто шуб.
Когда караван ушел, к колодцу вернулась женщина, убившая лису. Она увидела, что один лисий бок уже ободран, пихнула тушу носком чувяка, перевернула на другой бок и задумалась: хватит ли полшкуры на шапочку для новорожденного сына?»
Этими словами закончилась сказка, а затем последовал вопрос: