– Что ж, надеюсь, ей хватит такта не выставлять это напоказ, – наконец сказал Моркоу. – Я ничего не имею против женщин, ты не подумай. Мачеха моя, например, женщина, я в этом почти не сомневаюсь. Но не уверен, что стоит привлекать к этому всеобщее внимание.
– Моркоу, у тебя, кажется, что-то с головой, – заметила Ангва.
– Что?
– Возможно, ты забыл достать ее из задницы. Ну ты сам себя послушай! Она всего-то надела юбку и накрасилась – а ты ведешь себя так, будто перед тобой какая-нибудь мадам О-ля-ля, которая в «Скунсе» у шеста отплясывает!
На несколько секунд они оба замолчали, представляя себе гномку-стриптизершу. Сознание бунтовало и отказывалось рисовать эту картину.
– И вообще, – сказала Ангва, – где, как не в Анк-Морпорке, можно быть самими собой?
– Другие гномы могут заметить, а это добром не кончится, – сказал Моркоу. – Я чуть было не увидел его коленки! Ее коленки…
– У всех есть коленки.
– Может, и так, но светить ими не стоит. Я-то привык к коленкам. Я могу смотреть на них и думать: «Ну да, коленки, это как локти, только на ногах», но некоторые парни…
Ангва принюхалась.
– Тут он свернул налево. Некоторые парни – что?
– Ну… Не знаю, как они отреагируют, только и всего. Зря ты ее в этом поддерживаешь. Конечно, среди гномов бывают женщины, но они… им хватает скромности это не демонстрировать, вот.
Ангва резко втянула воздух. Когда она снова заговорила, ее голос звучал как будто издалека.
– Знаешь, Моркоу, я очень уважаю то, как ты относишься к жителям Анк-Морпорка.
– Да?
– Тебе и вправду не важен ни размер, ни цвет кожи. Это редкость.
– Да?
– И ты всегда обо всех заботишься.
– Да?
– И ты знаешь, что я испытываю к тебе глубокую симпатию.
– Да?
– Но иногда…
– Да?
– …мне очень, очень,
Когда капрал Шноббс добрел до особняка леди Силачии, возле дома уже кучно теснились экипажи. Шнобби постучал.
Ему открыл лакей.
– Тебе через черный ход, – сказал он и попытался было закрыть дверь.
Но Шнобби предусмотрительно подставил ногу.
– Прочитай-ка вот это, – сказал он и сунул лакею два листка бумаги.
Первый гласил:
Вторым листком было письмо от Дракона, Короля Гербов.
Лакей испуганно вытаращился.
– Простите великодушно, ваше сиятельство, – сказал он и снова посмотрел на капрала Шноббса. Шнобби был чисто выбрит – по крайней мере, в последний раз, когда он брился, он побрился начисто, – но ландшафт его лица все равно был настолько причудлив, что им можно было бы иллюстрировать энциклопедическую статью про подсечно-огневое земледелие.
– О боги, – добавил лакей и подобрался. – Обычно все гости просто показывают карточки.
Шнобби вытащил откуда-то потрепанную колоду.
– Сейчас у меня дела, надо пошишковать, – сказал он. – Но потом охотно перекинусь с тобой в «дуркера» партейку-другую.
Лакей оглядел его с ног до головы. Он не слишком часто бывал на улицах. До него, конечно, доходили слухи, – а до кого они не доходили? – что в Страже служит законный король Анк-Морпорка. И он вынужден был признать: вряд ли можно надежнее спрятать наследника престола, чем под личиной С. У. С-Дж. Шноббса.
С другой стороны… лакей был и сам своего рода историк и знал, что даже среди монарших особ было немало кривых, горбатых, косорылых и страшных, как смертный грех. В эту компанию Шнобби вписался бы как родной. Горба на спине у него не было, зато природа наградила его горбами в других местах, самых неожиданных. Да и вообще, с лица воды не пить, подумал лакей. И очень кстати, потому что пить с лица Шнобби он бы никому не советовал.
– Вы раньше бывали на подобных приемах, милорд? – спросил он.
– Не-а, никогда, – ответил Шнобби.
– Уверен, ваше сиятельство, – слабым голосом сказал лакей, – что светские манеры у вас в крови.
«Пора уходить, – думала Ангва, пока они спешно шагали сквозь туман. – Я так больше не могу.
И дело не в его дурном характере, о нет. О более заботливом мужчине и мечтать нельзя.
В том-то и дело. Он заботится обо всех и вся.
Он не ведает различий и о каждом печется одинаково. Он знает все обо всех, потому что ему все равно интересны. Он заботится обо всех в целом и никогда – о ком-то одном. Ему просто не кажется это важным.
Был бы он эгоистом, как всякий приличный человек! Уверена, что он сам не отдает себе в этого отчета, но я-то вижу, что моя волчья природа его огорчает. Ему не все равно, о чем шепчутся у него за спиной, и он не знает, как с этим быть.