Ноготки

Кивок. Говорить не хотелось

– Помочь? – он махнул рукой на мой неподъемный багаж.

– Не надо, – я замотала головой и вцепилась в сумку.

– Белла, – его взгляд оживился, в глазах промелькнуло удивление. – Я все понимаю, но не до такой же степени. Мне казалось, что между нами все уже сказано. Ты что, боишься меня? Неужели ты думаешь, что я могу обидеть тебя? Ты самое прекрасное, что было в моей жизни. И отпустил я тебя только потому, что не могу причинить тебе боль!

Я не знала, как реагировать на этот, наверно самый длинный за наше последнее время общения с ним монолог, просто сидела, молча, и переваривала его слова. Что-то в них показалось мне неправильным, нелогичным. В этот момент, он ухватил мою сумку и, не оборачиваясь, зашагал к выходу. Через секунду мой ступор закончился, и я вслед за ним выскочила на улицу.

– Где твое такси?

– Сломалось по дороге. Я пытаюсь вызвать другое.

– Понятно, – он поставил сумку на крыльцо. – Жди, я сейчас подгоню машину и сам тебя отвезу.

– Нет.

– Да, – и его фигура скрылась за поворотом, машина была припаркована на служебной стоянке.

Все что делал этот мужчина, казалось совершенно естественным. Что такого, в том, что он хочет помочь, пусть даже в последнее время между нами было все не совсем гладко. В этот момент, его неподдельная забота затмила ту причину, по которой возникло мое желание бежать отсюда. Я перестала чувствовать перед ним страх и не услышала свою интуицию.

– Кофе будешь? – я согласно киваю.

Мы уже выехали за ворота базы. Дорога совсем пустынна, по обеим сторонам, закрывая полнеба, вздымаются высокие сосны и ели.

Термос, лежавший между сидениями, перекочевывает в мои руки. По салону разливается терпкий кофейный аромат. Вкус любимого напитка кажется мне необычным.

– Довольно крепкий, – я гляжу на Матвея. Мужчина сосредоточен на дороге.

– Люблю такой, – наконец, с запозданием, будто думая о чем-то своем, отвечает он. – Кстати, это тоже тебе. – На моих коленях возник рыжий букетик.

– Ноготки? – сердце прыгнуло, заколотилось. В моей памяти всплыл другой, такой же букет, подаренный мне мужем и та страшная авария.

Запах виски! Вот чем пахло тогда от Антона. Это было неправильно. И этот кофе. И его странный аромат!

Внезапно все звуки утихли, а время замедлилось. Последнее, что я помнила, как мы свернули с дороги и голос Антона, произнесенный губами Матвея: «Зачем ты сделала это?».

***

Тошнит. Веки не хотят разлипаться, будто налились тяжелым свинцом. Голова трещит так, что казалось если пошевелиться, то она просто лопнет.

Чей-то стон, чуть не разрывает перепонки, но он же вынуждает мои застывшие мысли двигаться, и я открываю глаза.

Интерьер абсолютно незнаком. Превозмогая боль, чуть приподнимаюсь на плечо и обвожу помещение взглядом. Деревянные, грубые стены, минимум мебели. В небольшое окошко льет солнечный свет, освещая нехитрую утварь, расставленную по полкам и просто висящую на гвоздях, вбитых в бревна. В углу металлический умывальник. У окна стол-верстак. Под ним небольшая поленница. У одной из стен приютилась железная печка. Рядом, деревянная колода с лежащим на ней топором.

Левая часть комнаты от меня скрыта перегородившим это странное помещение старым шкафом.

Я лежу на кровати. Куртка аккуратно сложена на табурете. Рядом с табуретом, так же аккуратно стоят мои ботинки и сумка.

Новый стон заставляет меня подняться и заглянуть за шкаф, и я сразу забываю о тошноте, и о головной боли. На полу, в полуобморочном состоянии, какая-то женщина. Мне не видно ее лица, оно скрыто нависшими над лицом черными волосами. Зато хорошо видна одежда, точнее остатки лохмотьев, бывших когда-то тонким, полупрозрачным нарядом, не скрывающим стройных, женских ног, покрытых синяками и кровоподтеками.

Незнакомка пошевелилась, послышалось металлическое бряцанье, и я с ужасом понимаю, что на ее шее кожаный ошейник, пристегнутый цепью к деревянной свае-подпорке, спиной к которой и прислонилась эта несчастная.

Трясущимися руками, осторожно, убираю волосы с ее лица. Припухшие веки закрыты, под тонкой кожей видно нервное движение глаз.

– Боже мой, – я не могу сдержать нахлынувших эмоций. – Гад, какой гад!

Ошейник не поддается, я только ломаю ногти. В поисках сама не знаю чего, оглядываю комнату. Вижу у кровати сундук. Кидаюсь к нему, надеясь найти какие-нибудь инструменты. Но его содержимое непонятно. Что это? Какие-то странные вещи похожие на доспехи или одежду для маскарада. Я вытряхиваю все это на пол, вещь за вещью. На самом дне меня ждет сюрприз, в виде плетки, каких-то ремешков, наручников и еще нескольких, не совсем понятных вещей, но при этом, совершенно ясных по назначению.

Я пихаю все это назад. Хочется вымыть руки. Вместе с этим желанием приходит жажда.

Вода нашлась в алюминиевом жбане, стоящем в углу. Напившись, я зачерпываю еще и подношу кружку к пересохшим губам пленницы. Она приоткрывает веки, потом жадно глотает холодную воду. Ее взгляд становится осмысленным:

– Ты кто? – девчонка Матвея, сразу не узнает меня.

– Это не важно, – ухожу я от вопроса. – Ты давно здесь?