Ногти (сборник)

Я вспомнил перекосившийся рот юного соседа и забеспокоился. Вид пьяного десантника без трусов мог быть ему неприятен. Я успокоил себя, что после завтрака найду соседа на пляже и извинюсь за ночной стриптиз. В том случае, если он придал ему значение.

В голове стояла переменная облачность, и я оделся, жестко фиксируя внимание на том, что надеваю.

На кухне хозяйка проворно сортировала по корзинам утренний сбор крыжовника и смородины.

Я вскипятил воды и заварил бульонный кубик.

— Отраву жрешь, — удовлетворенно хмыкнула хозяйка. — Я курку вчера резала, давай насыплю живого бульончику.

— Спасибо, у меня на курицу аллергия…

— Это оттого, что привык говном питаться. И аллергия будет, и язва!

Я достал из холодильника пенек салями и бережно произвел срез.

— Синтетика! — громко удручилась хозяйка и с материнской расторопностью подхватила корзины, как колыбельки. — Сосед твой сегодня уехал, на неделю раньше, я деньги вернула, но мне же обидно, что люди скажут, а он говорит: «Аллергия на солнце»… Он, правда, поганенько выглядел, и вроде морозило его, я говорю: «Ты к доктору в санаторий сходи», — а он: «Нет, лучше домой поеду», — и побежал чуть свет на автобус… Ты абрикос хоть поешь, я тебе повыбирала. — Хозяйка взглядом указала на артиллерийскую пирамиду на столе и заспешила к воротам. Подошло время крымской сиесты, и с пляжа потянулись вереницы курортников.

Любимая

Всю ночь хотелось отсосать у Гриши, но не получалось, переживала ужасно, утром проснулась, было стыдно перед Димой. Он еще дремал и не подозревал, я растормошила его, повернулся, мой родной, на щеке от подушки розовый пролежень, и я подумала, что если уж сосать — так только Диме.

Пришел Антон и просил весь вечер, я сказала:

— На, подавись, но знай — это наша последняя встреча!

Антон заржал:

— Дура, мы с тобой только начали.

Я не растерялась:

— Ты, сволочь, всех моих подруг перетрахал. — А потом, глядя в глаза: — Люблю тебя, Антон!

Глазки преблядские, а трахается, как заяц, штрык-штрык — и на бок, даже не верится.

Вадик спросил:

— А я как трахаюсь?

— Ой, ты как медведь, — я к нему прильнула.

Он сказал по секрету, что поступает в духовную семинарию, я размякла и правду-матку наружу.

Он смутился:

— Откуда эта нечистоплотность? Твоя набожность изумляет, но помни, Викочка, цена ей — копейка!

Я бы слушала его полжизни, но надо было решать, и обо всем написала Диме в армию. Ездила к нему на присягу.

Димина мама успокоилась: «Вместе, дочка, ждать будем», — и угощала консервацией.

Я смеялась, потому что давно подъебывала Юльку:

— Юлька, как минет делать?

Она говорит:

— Ты помидор консервированный когда-нибудь ела?

Юлька вообще по-нормальному не трахается, ей бы в жопу — она жопой кончает.

Приперлась со своим Толиком и задрачивает:

— Ну что, Вика, отобьешь у меня мужа?

Я отмахнулась:

— Сдался мне твой Толик!

Думаю: вот стерва, Сашку простить не может, он сказал, что я как солнышко, а через неделю на коленях стоял, просил прощения, что подцепил у Анжелки, я чувствовала гордость и красила губы.

А Толечка сам как миленький прибежал с шампанским, смущался и похабно шутил, норовил раздеться и показывал бицепсы.

Я сказала:

— Толик, главное не это, — склонилась над ним близко-близко — какая у него некрасивая пористая кожа!

А Толик, дурак, улыбался, думал, что я им любовалась.

Позвонила Юлька:

— Вика, блядь, чтоб Толик был дома немедленно!

Толик позеленел и побежал подмываться, обещал, что разведется, но соврал.

И Димина мама тут как тут. Обозвала нецензурно убийцей, будто Дима хотел повеситься, но передумал и шлет мне солдатское письмо.

Я похвасталась перед Анькой. Она прикупила французский дезик и довольна.

— Что-то он вонючий, твой дезик, — присмотрелась, — лохонули тебя, зайчик, это не Франция, а Польша!

Обиделась.

И Тигран тоже разумничался:

— Зачем на рюмке оставляешь помаду?

Но я его сразу поставила на место:

— На перчике любишь, когда помада, вот и не пизди, пожалуйста, Тигранчик!

Словом, напилась и пошла к Лирке ругаться.

— Что, — говорю, — позавидовала чужому счастью, ты мне была как родная, а теперь ненавижу тебя! На «Жигули» польстилась, только они не Артема, а его брата! Чао, Лирочка, не забывай, что вместе на море отдыхали!

Вова не хотел меня тогда отпускать, божился, что женится и увезет в Израиль, он сказал:

— Ты обязательно с кем-нибудь переспишь, а я так не могу.

Но я все равно поехала и не трахалась, пока мы не опоздали на поезд.

Кто-то из местных предложил нас на колхоз пустить, я села и реву, а он говорит:

— Не плачь, жена с дочкой у тещи, ночуй, приставать не буду.

Я лежала рядом, лежала и вдруг поцеловала, а потом еще раз, и так возбудилась, что сама на него влезла.

А Лирку таки на колхоз пустили, я вначале подумала, что жалко Лирку, а потом решила — не сахарная.

С поезда голову вымыть не успела — Вова заявился, пристально посмотрел, все понял и ушел, опять пришел, я шепчу:

— Вовочка, прости…

Он отвечает:

— Я простил, я для тебя на все готов!

Дала ему стричь мозоли и осознала — не люблю! Поэтому, когда мальчики позвали кушать дыню, поехала.