Почти все в ней было тщательно раскрашено – и не просто какими-нибудь обычными красками, как игрушки у него дома, с которых краска слезала, даже если на игрушку просто долго смотреть. Таких красок, как здесь, Ной нигде раньше не видел; он и назвать-то их толком бы не сумел. Слева от него, к примеру, стояли деревянные часы, и покрашены они были… ну, не совсем в зеленый цвет, а в такой, каким зеленый бы мог стать, если б у него было воображение. А с другой стороны возле деревянного стаканчика для карандашей лежала деревянная игровая доска, и главным цветом в ней был не красный; на такой цвет красный смотрел бы с завистью и краснел бы от смущения за собственную тусклость. А деревянные азбуки… ну, кое-кто сказал бы, что они раскрашены желтым и синим, но сказали бы они это, прекрасно зная, что эти простые слова – несносное оскорбление тех цветов, которыми светились буквы.
Но сколь любопытным бы все это ни было, каким бы удивительным и необычайным ни представало глазам Ноя, все это не шло ни в какое сравнение с теми игрушками, которые в огромных количествах увешивали все стены лавки.
С марионетками.
Их здесь были десятки. Нет, не десятки, больше. И не просто больше, а сотни, – в общем, может, за день и не сосчитать, даже на разноцветных деревянных счетах, лежавших на прилавке рядом. Марионетки были разных форм и размеров, разного роста и ширины, непохожих расцветок и силуэтов, но все до единой сделаны из дерева и раскрашены так ярко, что в них чувствовались жизнь и энергия. Все они казались очень живыми.
«Они совсем не похожи на кукол, – подумал Ной. – Слишком настоящие».
Рядами они висели на стенах лавки – на проволоках, прикрепленных к спинам, чтобы не упали. И были там не только люди – Ной видел и животных, и машины, и всякие неожиданные штуки. Но все – на проволоках, за которые можно было двигать их разными частями.
– Как необычайно! – пробормотал Ной себе под нос. Озираясь, он поймал себя на странном ощущении. Ему показалось, что все марионетки следят за ним взглядами, куда бы он ни пошел, как бы ни шевельнулся, – вдруг он что-нибудь потрогает и сломает. Или попробует сбежать с чужой игрушкой в заднем кармане.
Ровно такое случилось несколько месяцев назад, когда мама взяла его с собой на свою очередную неожиданную вылазку из дома. Она звала его с такой настойчивостью – говорила, что им больше времени нужно проводить вместе, что Ноя это как-то сбивало с толку. В тот раз, когда они шли вместе по магазину, в его карман неким таинственным манером забралась колода волшебных карт, и как ей это удалось, можно только гадать, потому что сам Ной карты эти совершенно точно не крал. Он вообще не помнил их на витрине. Но когда они выходили из магазина, их остановил довольно крупный, довольно неповоротливый и довольный потный дядька в голубом мундире и очень серьезно попросил их, пожалуйста, пройти с ним.
– Зачем? – спросила мама Ноя. – В чем дело?
– Мадам, – ответил охранник, употребив слово, от которого Ной засомневался, не переехали ли они вдруг жить во Францию, – у меня есть основания полагать, что ваш малыш выходит из магазина с предметом, за который не уплачено.
Ной поднял голову и посмотрел на дядьку со смесью негодования и презрения. Негодования – потому что он кто угодно – очень много кто, – но не воришка. А презрения – из-за того что больше всего на свете его раздражало, когда взрослые называют его малышом, в особенности если он стоит тут же, у них под носом.
– Это нелепица, – сказала мама, решительно покачав головой. – Мой сын такого ни за что не сделает.
– Мадам, тогда будьте добры сами проверить, что у него в заднем кармане, – сказал охранник. Ну и само собой, как только Ной сунул в этот карман руку, туда как-то забралась колода волшебных карт.
Я их точно не крал, – упорствовал Ной, удивленно разглядывая их. Портрет на пачке – Туз Пик – ехидно ему подмигнул.
– Тогда, быть может, ты объяснишь, что они у тебя делают? – вздохнул охранник.
– Если у вас есть вопросы, можете задать их мне, – отрезала мама Ноя, сердито глядя на охранника. Ее голос звенел от негодования. – Мой сын ни за что не станет красть колоду карт. У нас таких дома десятки. Я учу его мухлевать в покере, чтобы он еще до восемнадцати лет заработал себе состояние.
Охранник вытаращился на нее. Он привык к тому, что родители в такие моменты обрушиваются на детей, трясут их, пока зубы не застучат, чтобы добиться правды. Мама Ноя же совсем не походила на женщину, которая станет так поступать. Она выглядела мамой, которая, задав сыну вопрос, скорее поверит ребенку. А такое увидишь не каждый день.
– Ты же не крал эти карты, – спросила она, повернувшись к мальчику, и вопрос этот задала так, что он прозвучал утверждением.
– Нет, конечно, – ответил Ной, и это было правдой, потому что он их не крал.