Ноябрьский триллер

От ее лукавого взгляда и зловещей улыбки Джине сделалось холодно, под левой лопаткой неприятно защипало.

Переступив порог спальни, она застала мужа за чтением газет. Завидев жену, синьор Альберто возбужденно воскликнул:

— Дорогая! Послушай, что пишут об убийстве!

— Господи, да оставьте вы меня в покое с вашим убийством! Мать целый день только об убийстве и толкует. Хотела отдохнуть, так нет же — собственный муж в собственной спальне твердит то же самое! Слышать ничего не желаю, понятно?

— Хорошо. Хорошо. Я молчу, — сконфуженно пробормотал Альберто и снова уткнулся в газету.

Джина приняла душ, потом неторопливо намазала лицо и руки жирным кремом. Эта процедура священна для каждой уважающей себя женщины и неукоснительно выполняется при любых обстоятельствах.

Скользя невидящими глазами по газетным строчкам, Джина добралась до колонки светской хроники и попыталась отвлечься «звездными сплетнями», но сконцентрироваться на прочитанном не получалось, мысли все время возвращались к убийству. Раздосадованная женщина отшвырнула газету и выключила бра.

Альберт тихо посапывал рядом, Джина тоже закрыла глаза, но сон не шел. В голове царил хаос, а окровавленная Лина неотступно стояла перед глазами. Мать с ее подозрительными намеками и пропажа сильнодействующих лекарств тоже будоражили сознание. Самое ужасное, что эта карабинерша Ольга сказала сегодня, что Лину отравили мамиными таблетками. А вдруг это мать отравила Лину? Ужас! Сердце Джины неистово заколотилось.

И впрямь, кто знает, что придет в голову старухи — она так сильно ненавидела Лину, что, может быть, решилась...

Слава богу, Софи они отправили домой. Бедная девочка! Как-то она там? Мысли Джины переключились на дочь, сердце защемило от тоски по ней, по дому, по мирной, спокойной жизни, которую они вели до проклятого дня рождения Массимо.

Сон окончательно убежал. Джина села в постели, во рту пересохло, хотелось пить. Она встала, собираясь пойти в ванную. В комнате было темно, только бледные тени уличных фонарей слабо освещали черное пространство вокруг.

Вдруг ей послышалось характерное щелканье замка, будто кто-то поворачивал ручку входной двери. Сердце подпрыгнуло и комом застряло в горле, дышать стало трудно. Джина застыла, не сводя глаз с медленно поворачивающейся ручки. Та дрогнула раз, другой, потом за дверью послышался странный звук, похожий на храп спящего мужчины, и повторился еще и еще.

Перепуганная Джина громко позвала мужа:

— Альберто! Альберто! Скорей, мне страшно. Иди сюда!

— Что? Где? — подскочил Альберто. Спросонок он не мог взять в толк, что происходит.

Трясясь от страха и стуча зубами, Джина пальцем показала на ручку двери.

— Там, там кто-то есть, — выдавила она. — Я боюсь, Альберто. Там, наверное, убийца!

— С ума ты сошла. Боже мой, до чего женщины впечатлительны! Кто там может быть? — бормотал Альберто, силясь проснуться.

— Я не знаю. Только ручка два раза дернулась, и кто-то захрипел там, за дверью. Боже, какой ужас! — Джина прижалась к стене, не в силах пошевелиться.

Альберто накинул атласный халат и, ворча, включил свет.

— Ну что? Ничего не слышно. Абсолютно ничего. Тебе послышалось, дорогая. Ложись спать. Это нервы. Сейчас я налью тебе что-нибудь выпить.

— Не буду я ничего пить! Ты должен открыть дверь и посмотреть, кто там. Иначе я не успокоюсь. Слышишь?! — Голос Джины пронзительно зазвенел, она была близка к обмороку.

— Ну хорошо-хорошо, — примирительно сказал Альберто. — Я посмотрю, кто там, только успокойся.

Он подошел к двери, неторопливо повернул ключ в замке и распахнул дверь.

— А-а-а-а! — разнесся по дому дикий вопль Джины, она упала на пол и забилась в истерике.

Прямо под дверью навзничь лежала синьора Луиза. Лицо ее было страшно, выпученные глаза неподвижно смотрели прямо на зятя, кожа на лице почернела, из полуоткрытого рта торчал кончик фиолетового языка, скрюченные пальцы судорожно сжимали ворот ночной рубашки, будто старуха, задыхаясь перед смертью, хотела разорвать его.

В коридоре послышался топот бегущих ног — запыхавшиеся секьюрити, две служанки и Массимо Фандотти появились почти одновременно.

Альберто столбом стоял на пороге комнаты, не в силах шевельнуться. Синьор Массимо на секунду оторопел, потом бросился поднимать Джину, извивавшуюся на полу. Он схватил сестру за запястья и сильно встряхнул ее. Та мгновенно затихла, уставившись на брата невидящим взглядом. Он рывком поставил ее на ноги и глухо прорычал:

— Что здесь произошло, Джина?!

Синьора Бардини мелко тряслась всем телом, судорожно цепляясь за рукав Массимо, и молчала. Альберто глупо мычал, уставившись на скорчившееся на полу тело тещи.

— Похоже, шок, — быстро произнес Массимо, крепко обхватив сестру за плечи — Пошлите за Ольгой. Ну, живо! И ничего не трогать. Ничего! Где отец? — быстро спросил он.

Молоденькая горничная с бледным от страха лицом пролепетала:

— Синьор Паоло у себя, господин Массимо.

— Не выпускать его из комнаты и ничего ему пока не говорить. Всем понятно?! — неожиданно заорал он.