Noir

— Подпишите бумажку, и пускай убираются отсюда, — процедил эльф, почти не разжимая губ.

— Вы не разбираетесь в бюрократии, увы, — покачал головой офицер. — За дело взялась надзорная коллегия, а это очень серьёзно. Подпишем эту, как вы выразились бумажку, и развяжем руки вот этому господину. К утру здесь будет рота жандармов и человек с таким предписанием о досмотре, что мы вынуждены будем пустить его на борт.

— Тогда заканчивайте этот фарс, — поджал эльф губы ещё сильнее, хотя мне казалось, что это уже невозможно, они и так у него от едва скрываемого гнева превратились в тоненькую ниточку.

Снова грянул уже во всю силу гром — и офицер обернулся к нам.

— Видят святые, — вздохнул он, — я не хотел этого.

И началось!

Есть такие секунды, которые тянутся вечность — и это не преувеличение и не идиотизм в духе «остановись, мгновенье, ты прекрасно». Я не говорю о первом поцелуе, свидании с любимой или даже оргазме, ну и всякой прочей половой чепухе. Я говорю сейчас о замершей секундной стрелке в тишине, воцаряющейся после завершения артобстрела. Когда снаряды перестают рвать землю на куски и над перепаханным сталью полем между нашими и вражескими траншеями повисает удивительное безмолвие. Ты смотришь на циферблат наручных часов, следишь за секундной стрелкой, а она, слово издеваясь над тобой, почти останавливается. Ведь когда она достигнет отметки с цифрой «XII», тишину разорвёт пронзительный визг сотен свистков, один из которых наливается свинцом в твоей правой руке.

Но эта вечность имеет свой конец — стрелка пересекает цифру XII, и начинается. И вот что удивительно, у меня из памяти начисто пропадает целый кусок. Я никогда не мог запомнить, как выбираюсь из траншей впереди своих солдат, как бегу на огонь вражеских орудий и пулемётов, как рядом падают первые раненные и убитые. Я всегда находил себя в каком-нибудь укрытии, обычно в воронке или за остовом разбитой бронемашины, пытающимся продышаться и понять, где я нахожусь и что вообще вокруг меня происходит.

Вот и сейчас всё случилось точно так же, как на фронте или в проклятом городке Отравилль. Я пришёл в себя, сгорбившись за литым кнехтом. Судя по полегчавшим пистолетам, я успел выпустить из обоих по половине магазина. Рискнув высунуться из-за кнехта, о который то и дело звенели пули, я увидел отступающих по сходням матросов, палящих из непривычного вида пистолет-пулемётов. Они буквально заливали всё пространство перед собой свинцом. Оба веспанца валялись на грязной земле пирса мёртвыми — в них успели сделать с десяток дыр, прежде чем они схватились за оружие. А вот эльфа нигде видно не было, однако я смутно помнил, что в ту самую растянувшуюся на вечность секунду он пропал во вспышке магического огня.

Решив, что не зря рискую, я выпустил в лигистов — теперь никакого сомнения в том, кем были матросы «Милки» не оставалось — все оставшиеся в обоих пистолетах патроны. Вряд ли попал хоть в кого-то, зато отвлёк, давая шанс вооружённым докерам и кавдорцам атаковать в полную силу. Я даже не ожидал, что матросы, попросту не обращавшие на меня внимания, вдруг обрушат на кнехт, за которым я сидел, всю свою огневую мощь. Их угловатые пистолет-пулемёты буквально залили всё пространство вокруг меня свинцом. Пули звенели о кнехт, прошивали полы плаща, превращая их в решето, и я сразу понял, в чём причина их неистовства.

Видимо, в самом начале боя мне уже основательно досталось, но спасла нательная броня. Я буквально рухнул за кнехт, и меня приняли за мертвеца. Когда же мертвец вдруг восстаёт и открывает огонь, это выведет из себя кого угодно. А уж живущих за Завесой лигистов в первую очередь. В землях империи Сидхов и её сателлитах, образующих, собственно, Северную лигу, процветают суеверия и вера во всемогущество колдовства — и вовсе не без оснований.

Матросы так сильно отвлеклись на меня, что докеры с кавдорцами сумели перейти в наступление. Теперь уже они поливали пирс, сходни и борта «Милки» свинцовым дождём. Люди выбирались из укрытий и бежали вперёд, не думая о смерти. Вновь нацепившие синие клобуки дунсинанцы и бирнамцы неслись на острие атаки. Но первым среди них был, конечно же, тан. Вооружённый недлинным нихромовым резаком и мощным пистолетом «Майзер», он бежал, опережая остальных. Тан выкрикивал непонятные мне боевые кличи на альбийском, а может, осыпал врагов потоком площадной брани.

Двое матросов переключились на него, но было поздно — тан оказался слишком близко к ним. Первый лигист рухнул с пулей между глаз и разлетевшимся затылком. Второй недоумённо уставился на начисто срезанный тончайшей нитью нихромового резака ствол пистолет-пулемёта, чтобы в следующее мгновение лишиться головы, отсечённой обратным движением жестокого оружия.