Noir

Пальцы левой руки сомкнулись на знакомой рукоятке, однако снова вмешался сообщник убийцы. На мою ладонь опустился каблук, вдавливая её в пол. Я застонал от боли и поднял взгляд. Так я впервые увидел сообщника ажана — им оказалась женщина со спокойным лицом и ледяным взглядом. Та самая, кто с ненавистью смотрел на особняк астрийского атташе. Та, из-за кого я спрашивал повара и слугу о дамочках, до которых, как оказалось, дипломат был весьма охоч. Та, кого я выкинул из головы после неудачи с одним из ажанов. В эту секунду у меня в голове всё сложилось воедино.

Она открыла дверь ажану среди ночи, не привлекая внимания. Она проводила его в спальню атташе. Вместе они связали астрийца и выпытывали из него секрет ключа от комода. Этим утром ажан подслушивал нас под дверью, и вместе с любопытным приятелем, которого, может быть, и сам пригласил для отвода глаз, услышал о том, у кого хранится ключ. А ночью часовой подпустил к себе женщину на такое расстояние, на какое никогда не подпустил бы мужчину. Несмотря на войну и мстящих вдов, мы, мужчины, до сих пор считаем женщин слабым полом и позволяем себе расслабиться в их присутствии. К концу украшенной узлами удавки, которую держала сообщница убийцы, крепился такой же кусок свинца, как на цепочке ажана. Именно она прикончила часового, не ожидавшего такого подвоха. Ажану, тем более в штатском, тот бы никогда не позволил подойти на расстояние удара.

Я перекатился на спину, чтобы видеть обоих врагов. Ажан поднимался на ноги, заметно кривясь от боли. Всё-таки дважды получить по ним — не самое приятное дело. Его сообщница стояла надо мной, намеренно вдавливая каблук в мою руку, чтобы причинить боль. Она смотрела на меня не как на человека — так смотрит мясник на ещё живую свинью, которую надо разделать. Часто, очень часто мне довелось видеть такие глаза на фронте.

— Кончай его, — велела ажану женщина, — а после собирай золото — и валим.

— Ишь раскомандовалась, — буркнул тот. — Проглядела этого урода…

— Давай-давай, — поторопила его сообщница, которая, похоже, была главной, — времени мало.

— Зря ты полез сюда, — вздохнул ажан, на ходу поправив кастет на руке.

Я понял, что сейчас у меня последний шанс спастись, и надо действовать очень быстро. Ещё перевернувшись на спину, я почувствовал разбитой ладонью холод цепочки, которой был вооружён убийца. Он скинул её, когда надевал кастет. И теперь пришёл мой черёд воспользоваться его оружием. Я не был мастером в обращении с ним, всегда предпочитал огнестрельное, но выбора сейчас не оставалось.

Пальцы правой руки уже начали терять чувствительность, каждое движение отдавалось болью до самого локтя, но я сумел сомкнуть их на цепочке. Рывок, взмах — и она обвивается вокруг лодыжки женщины. Я не дал ей опомниться, сразу рванул оружие на себя. Сообщница ажана вскрикнула от боли, попыталась сохранить равновесие и убрала каблук с моей левой руки. Я тут же схватил пистолет и дважды выстрелил — один раз даже попал. Женщина схватилась за шею, из-под пальцев потекла кровь, но вряд ли я сильно зацепил её.

— Не дёргайтесь! — рявкнул я. — Хватит, наигрались! У меня ещё четыре патрона, вам хватит.

Я перехватил пистолет обеими руками, чтобы ствол не так дрожал, и отполз к стене. Приподнявшись, я опёрся на неё спиной, держа обоих злоумышленников на прицеле.

— С такими руками ты в слона не попадёшь, — выдавила из себя ядовитую ухмылку женщина.

— Хочешь проверить? Рискни.

Ни ажан, ни его сообщница рисковать не захотели. Я поднялся на ноги и скомандовал им:

— Оружие на пол, на колени, руки за голову. Сами знаете, что делать надо.

Они прожигали меня взглядами, однако безропотно расстались с оружием — кастетом, удавкой и парой ножей. Оба встали лицом к стене, заложив руки за голову.

— Дальше что делать будешь? — Голос женщины звучал глухо и ядовито. — Думаешь, мы будем ждать тебя, как паиньки, пока ты до телефона сбегаешь?

— Подожду, — ответил я.

Часовой у дверей вряд ли был тут один, а мои выстрелы должны были перебудить всех солдат в особняке. Астрийцы народ основательный, одного часового не оставили бы дежурить на всю ночь. Не по уставу. А значит, в доме где-то сидят ещё солдаты с разводящим, и даже если никто не услышал выстрелов, то когда придёт время менять часового, тревогу поднимут-таки.

Так оно и вышло — не минуло и десяти минут напряжённого молчания, пока я караулил ажана и его сообщницу, изо всех сил стараясь не уронить пистолет, как на лестнице застучали тяжёлые армейские ботинки, и в коридор ворвались трое астрийских солдат с пистолет-пулемётами «Ригель» в руках.

— Всем замереть! — рявкнул на розалийском с сильным акцентом командовавший ими унтер. — Кто дёрнется, получит пять пуль! Ты, — теперь он обращался персонально ко мне, — пистолет на пол, если жизнь дорога!

Я с облегчением отпустил рукоять — и оружие упало на ковёр. Руки распухли настолько, что я их почти не чувствовал и боялся уронить его до прибытия астрийцев.

— Приятель, давай теперь к этим двум, — повёл стволом «Ригеля» унтер. — Пускай начальство разбирается с вами.