Нокаут

Шалый усмехнулся, покачав головой. Никто тебя, брат, ни во что не втягивал. Ты сам втянулся. Как только увидел её глаза. И да, попу. Никуда кобелиную натуру не денешь. Да и не в натуре дело… Алексей никогда не любил анализировать происходящее в личной жизни. Хватило и брака.

А тут…девочка с Полина.

Ревущая сейчас на кухне или в ванной.

Н-да…

Млядь, вместо того, чтобы дать ей спокойствие, только накалил ситуацию, слетев с катушки.

Шалый протяжно выдохнул.

А ведь слетел. Реально. Приревновал так, что едва дым из ушей не повалил. Когда он в последний раз ревновал? Ему казалось, что с подобной хренью он распрощался в тот день, когда жену с другого снял. Тогда-то он и решил, что с него хватит девочек на ночь и работы. И всё шло-ехало вполне комфортабельно, занимался делами, по-тихому вставал на ноги. Квартира, машина, деньги. Всё зарабатывалось и всё его устраивало.

И тут просьба Егора.

Два дня спустя вместо того, чтобы натягивать какую-нибудь безликую красотку, он сидит на скамье перед подъездом и понятия не имеет, что делать.

Нет, можно снова наведаться к Баранову. Поговорить с ним. Только о чем…

Вся паскудность ситуации заключалось в том, что Шалый его прекрасно понимал. Парня реально подставили. Пригласили в закрытый клуб отпраздновать победу, а том нет, чтобы поехать домой, зализывать раны и отлеживаться, захотелось покрасоваться. Как же, победа. И какая. Сколько там на кон ставили? Двести штук зелени. Будь Шалову двадцать с небольшим и заработай он такие деньги, тоже бы непонятно, как реагировал. Голову бы малость повело точно. Вот Баранов и пошёл отмечать победу. Галлюциногенную наркоту ему подлили в чай. Спиртное парень не пил.

Как результат… Избил невесту. Хорошо, что его промоутер почуял неладное, позвонил тренеру. Тот остановился на том же этаже в отеле. Только это и спасло Полю. Оттаскивала и успокаивали Баранова вчетвером.

Да, Шалый его прекрасно понимал. Тот зубами вырвал победу, чтобы на следующее утро лишиться всего. Карьеры, девушки, да и в тюрьму мог загреметь, на что, собственно, и рассчитывалось. Опять же промоутер подсуетился. Договорился, видимо, с Полей — этот момент Алексей упустил. Баранова увезли в Мексику, посоветовав не соваться в Россию год, чтобы история стихла. Кстати, шумихи не получилось. Хотели некоторые раздуть скандал. Не вышло. Команда Баранова работала грамотно.

Так что да… Шалый его понимал.

Хреново вернуться домой и понять, что твоя любимая тебя не хочет видеть. Мотивы Полины ещё, кстати, предстояло узнать.

Алексей заскрежетал зубами.

Узнаватель долбанный. Да тебя рвет на части стоит только услышать — СЕРЕЖА. Всё, капец. Перед глазами, как у быка, красная тряпка. И мозги отключаются сразу.

От невеселых дум его отвлек звук открывающейся подъездной двери. Уединению закончилось. Не ради любопытства, а скорее на автомате, Алексей повернул голову, чтобы сразу замереть.

Из подъезда выходила Полина.

И куда, мать вашу, она собралась?

Кто-то там говорил про красную тряпку для быка? Сейчас было ещё хуже.

Алексей весь подобрался. Никуда её не пустит… Вот никуда.

И лишь с опозданием заметил, что на Полине спортивный костюм, наспех одетый и до конца даже не застегнутый и джинсовые тапочки с закрытой пяткой.

Девушка, осторожно ступая, приблизилась к скамье и негромко спросила:

— Можно?

Комок застрял в горле Шалова.

— Садись.

Она опустилась рядом, и сейчас снова напоминала его нахохлившегося воробушка, попавшего под дождь.

— Спасибо, что не уехал.

Чеееерт…

Вот что она творит?!

Почему не пошлет его? Не наорет на него? Откуда в ней это понимание и желание сгладить острые углы?

— У меня была обычная семья, — когда Полина начала говорить, смотря на свои сплетенные вместе руки, Алексей нахмурился. — Мама, папа… Оба работали, то там, то здесь, не имея высшего образования. Жили мы не плохо. Но… папа пил. Сначала редко, потом чаще. Он был добрым. Правда… Меня постоянно жалел, возился со мной. Но стоило ему выпить, его точно подменяли. Очень агрессивным становился. И выплескивал зло на маму, — говоря всё это тихим голосом, Поля не смотрела на него. — В детстве я не могла понять…как так…откуда эта злость…какие-то грубые слова… Но всех больше меня пугало то, что папа бил маму. Бил, чтобы на следующий день валятся у неё в ногах, прося прощение. И мама его прощала. Всегда. Даже после того, как он выгонял нас едва ли не босых на улицу зимой… Сейчас я понимаю, что не мы одни такие были. И знаю, что и сейчас есть множество семей, где существуют домашние тираны. Где обидеть женщину мужчине не составляет труда. Я помню те дни…когда папа пробуждался и видя синяки на маме, едва ли не плакал сам. Чтобы вечером вновь напиться и обвинять её черте в чем.

Она замолчала, переведя дыхание.

— Почему ты говоришь про родителей в прошедшем времени? — Шалов всё же задал этот вопрос, уже заранее зная ответ. Догадываясь.

— Они погибли в автокатастрофе, когда мне было девятнадцать.

— Извини, я не знал.